Шут богов или бог шутки?

Райкин не желал этого видеть и понимать. Он царил на той эстраде, где публика авторов не знает. "Как сказал Райкин...", - говорит публика. Он и сам признавал: "Наступил момент, когда подобное положение Жванецкому показалось обидным. Входя в троллейбус и слыша какие-нибудь реплики собственного сочинения… ему подчас хотелось обратить внимание пассажиров на то, что автор-то вот он…"

Крик "это я, я придумала!" для многих оказывался роковым. Жванецкий нужен был Райкину как "автор-премьер", но не как соперник на сцене. А природа таланта Миши по прозвищу Писатель не могла ограничиться авторством эстрадных миниатюр и монологов. Он еще в Одессе понял, что его жизнь - это театр. "Это мой мир!" - понял Максудов /Булгаков, едва переступив порог МХТ. Ленинградский театр миниатюр под руководством Аркадия Райкина не был МХАТом, но это был ТЕАТР. И театр был его миром, миром М.М.Жванецкого. Актеры навсегда стали любимой компанией (актрисы, конечно, тоже), сквозняк сцены - кислородом, без которого трудно дышать. Жванецкий - артист. А ЛТМ был театром одного Актера, остальные заполняли паузы в этом бархатном абсолютизме с горностаевой прядью над лбом.

Работать с Райкиным было, конечно, почетно. Но ни один, даже самый талантливый артист не мог выйти из его тени. Однажды Карцев с Ильченко взмолились: пожалуйста, Аркадий Исаакович, оставьте эту миниатюру нам, когда мы ее читали, зал так смеялся... Райкин вкрадчиво улыбнулся: "Вы думаете, у меня смеяться не будут?" Мэтр устраивал одесситам скандалы, если узнавал, что они выступают где-то на стороне. И в конце концов уволил Жванецкого.

Рома с Витей уволились тоже. Это был по-настоящему мушкетерский поступок. Их не хотели отпускать. Ильченко "напечатал заявление на машинке, чем привёл шефа в ярость. В 1970-м мы стартовали. Второй раз за жизнь. Вернулись в Одессу, где тоже не были нам рады, но здорово помогла холера. Такую свободу и изобилие я видел только в день смерти Леонида Ильича, когда была оцеплена Москва и продавцы зазывали в магазины. И в районе радиации. Жизнь показывала, что есть несчастья бОльшие, чем плановое хозяйство, и мы повеселились! ... Я был персонально приглашён к директору Укрконцерта. - Товарищ Жиманецкий! Такое бывает раз в жизни. Пётр Ефимович Шелест лично вычеркнули из правительственного концерта Тимошенко и Березина и лично вписали вас. Я вижу, вы плохо представляете, что это значит... Это значит: мы берём карту города Киева. Вы, писатель Жиманецкий, и ваши подопечные Карченко и Ильцев, ткнете мне пальцем в любое место карты и там будет у вас квартира..." (М.Жванецкий, "Действительно").

Но ни в какой Киев трое молодцов, конечно, не поехали. А поехали мыкать свое еврейско-хохляцкое счастье в Москву.

Но это уже другая история.

Гений места

Гениальный шут, Риголетто, пропитанный желчью, он свободнее многих, потому что ему известны границы ловушки: земной шар. Время узаконило народную любовь к нему, любовь истинную, при которой неважно все то, что известно о нем. Лишь то, что известно ему, становится по-настоящему важным. И уж как-нибудь ему хватит проницательности и дальнозоркости, нашему пожилому корольку, чтобы разглядеть размытые контуры другой ловушки, у которой мы в плену всегда, а сейчас особенно: времени.

И я вновь прощаю Михал Михалычу плавный переход из дразнителей гусей в истеблишмент, в компанию гусей, которые когда-то приглашали его посмешить в барвихинские бани, а теперь сами спешат по его приглашению и смотрят, впрочем, как и прежде, ему в рот. Прощаю королю неподходящую компанию за его блистательный королевский ответ на вопрос: «А что, вы собственно, имеете против коммунистов? – Собственно, все, что имею, я имею против них».

Это правда. Михаил Жванецкий может выставить большевикам немалый счет. Кое-что ему компенсировали. В Москве, в 80-х, у него появился свой театр, свой журнал, его феноменальная слава совершенно легитимна. Он вхож, дружен, влияет и все такое.

Но есть кое-что и невосполнимое.

Кем был бы Жванецкий без того потрясающего города, парящего на двух упругих ветрах – с моря и из степи? Без роскошного одесского языка и буйной, благоуханной, как акация, южнорусской литературной школы? Без своего папы – одесского врача и своей знаменитой мамы с Молдаванки? Без своих школьных друзей – одесских босяков, которые и сейчас на всех приемах, клубящихся вокруг дорогого земляка в Одессе, сидят рядом с ним как одесную, так и ошую…

Кому, почему так остро потребовалось преобразовать Одессу в двадцать шестой украинский город по количеству областей? Этот вексель никогда не будет оплачен.

...Эти раки стоили пятьсот рублей штука. Поэтому я не обиделась, когда Михал Михалыч закричал, едва я переступила порог:

- Разговоры отменяются! Я не могу! Ты понимаешь, что такое раки? Они требуют полной самоотдачи. Напейся уже наконец и отстань от меня!