Шут богов или бог шутки?

Нет у Жванецкого другой Одессы. Другого Ильченко и другого Карцева. И если бы мама Миши Раиса Яковлевна спросила его с небес: что же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий? - ему бы не пришлось ей врать (чего она так не любила, а папа мог даже выпороть). Что ты, мама, ответил бы Миша, это я дежурю, я дежурный... по стране.

Ну да ладно. Люди мы немолодые, и если бы печаль нас время от времени не одолевала, это означало бы, что мы старые дураки.

Лучше я расскажу вам, как весело было в Одессе лет 25 назад. Сдвинутые столы в ресторанчике Дома актера, до нашего конца долетает весть: едем в Аркадию, к Мише на дачу!

Подъезжали партиями. Счастье первых было безоблачно. Кто не сидел в теплой компании за столом у Жванецкого, когда он в хорошем настроении, – тот пусть мне не рассказывает, как он отлично погудел на очередной халяве. Михал Михалыч чертом, как из-за кулис, выскакивал из-за занавески, отделяющей кухню от террасы, с миской огурцов или синеньких в руках, делал пируэт, играл глазами, комментировал, наливал, хохотал и обласкивал каждого. Стол, полный солений и отменного вина, гудел вокруг него, как эпикурейская школа, как море вокруг небольшой скалы; смех доносился из сада, из погреба, с крыши.

А потом приехал некто в тройке, с крупной блондинкой в золоте. Префект. В его районе то да се. И он может тому да сему помочь. Если захочет.

Префект начал немедленно со всеми спорить, оповещать о своих литературных пристрастиях; неловкость воцарилась поголовная, гости боялись подвести хозяина и из последних сил выказывали корректность. Жванецкий разбухал с полчаса. Потом сказал:

- Вы сидите за одним столом с талантливейшими людьми страны. Это цвет нашей прозы, поэзии и журналистики. Вы должны слушать, что они скажут, слушать и запоминать, потому что такой возможности у вас больше не будет. Одно слово каждого из них в сто раз нужнее всего, что вы тут наговорили.

- Брось, Миша… – смутились гости.

- Не преувеличивай, Михал Михалыч, – усмехнулся префект. – Мы тут тоже не лаптем щи хлебаем.

И сидели еще долго, далеко за полночь полировали царапину, и разумный префект уезжал последним.

Помня этот леденящий фрагмент, с ужасом наблюдаю, как на другой вечеринке молодой воротила с лицом и галстуком денежного Шуры Балаганова кричит в мобильный телефон: «Зинка! Угадай, с кем я пью? С Мишей Жванецким! Хочешь, Мишка с тобой поговорит?» - и, облапив Жванецкого за плечи, сует ему трубку. Гадаю, какую форму примет королевский гнев. Но Жванецкий лишь буркнул: «Да, это Жванецкий. Не врет».

Вообще-то, все знают что такое "genius loci"? Дух-покровитель того или иного места, сообщают словари. Но выражение (отмечено особо) применимо и к человеку, ревностно оберегающему неповторимую атмосферу места.

И о любви

Обстановка широкой ночной отвальной располагала к откровенности, брызги шампанского радугой стояли над столами, как пена прибоя, ветераны жанра орали в микрофон, и только в такой обстановке король согласился потолковать, но зато о чем угодно. Тишина его якобы парализует.

- Почему вы так часто меняете жён?

- Жён?

- Ага. И куда вы их деваете?

- Да с чего ты взяла? Я абсолютно не женюсь. Я был женат всего один раз, в 64-м году. Все!

- Но ваша слава Синей Бороды...

- Сильно преувеличена. Нет, женщины, конечно, играли роль в моей жизни... Женщины! Они вообще управляют жизнью. Все зависит от них. Они разворачивают всю игру по-своему, как им удобно, и мы вдруг с удивлением замечаем, что нами распорядились.

- Островой объявил, помните: «Написал стихи о любви, закрыл тему». А как у вас с этим делом?

- С каким именно? То, что я ушёл из большого секса, - общеизвестно. Сообщил об этом вовремя, правда, ушёл поздно.

- А любовь? Давайте вообще поговорим о любви...

- Что ж любовь... Вы что хотели? - это к грязноватому юноше, нетвёрдо подошедшему и бессильно севшему на пол у ног Жванецкого, с диктофоном в слабеющей руке. — Вы кто?

Юноша: - Да я так, просто посижу тут…

М.Ж.: - Нет, тут сидеть не надо.

Юноша: - Да я не помешаю, посижу просто так…

М.Ж. - Я никому интервью не даю. Я разговариваю с дамой. О любви. (Грязный юноша уходит.) Ну, так чего ты хотела? Мне пятьдесят девять лет, и этот ещё... сбил кайф совсем. А любовь — это работа. Это такой тяжёлый труд. И большое несчастье. Любовь в основном несчастье, потому что ты теряешь человеческий облик, если по-настоящему...

- Кому вы рассказываете!

- Ну о чем говорить. Знаешь, мне друг один сказал: на страсть я, говорит, даю тебе полтора года, а на любовь — семь лет. И оказался прав. Семь лет несчастья и изнурительной работы.

В то время Михал Михалыч еще не был женат на Наташе и считал себя вообще человеком одиноким. Я, говорит, трушу по ночам: куда звонить, если что, куда бежать... Хотя Наташа, с ее юной прелестью и преданностью пожилому, пожившему, умному как черт, не очень красивому дядьке с четырьмя детьми от разных женщин в разных городах и странах, - уже несколько лет была рядом, к ужасу и гневу своих родителей.