Беспокойное семейство за соседним столиком тем временем покончило с десертом. Старшая девочка поднялась из-за стола и принялась натягивать куртку, мамаша заботливо вытерла испачканную физиономию сына и протянула ему шарф и шапку. Боязливо высунув нос из зеленой засады, Алиса убедилась, что ее вожделенная отбивная осталась целой и невредимой, кроме того, на тарелках красовались недоеденное шоколадное пирожное и здоровенная золотистая картофелина. Сердце радостно екнуло и забилось. Оставалось дождаться, когда балованные граждане сытой Европы удалятся, набраться нахальства и умыкнуть тарелки с недоеденными лакомствами до того, как их уберет официант. Наконец, они ушли. Превозмогая стыд, Алиса подошла к столику и, мучительно краснея, быстро собрала остатки еды, поколебавшись, она и кружку с недопитым пивом прихватила. Никто в зале не обратил на девушку внимания, люди неторопливо беседовали или сидели, уставившись в большой телевизор на стене. Затаив дыхание, Алиса крадучись вернулась на место и, наконец, позволила себе расслабиться. Самое страшное было позади, теперь можно было поесть, выпить глоток пива и почувствовать себя человеком. Она жадно набросилась на еду, и каким же восхитительным показался ей этот немудрящий кусок жареного мяса! А пирожное! Да, Алиса в жизни не пробовала ничего подобного. Амброзия. Пища богов. Минут через десять, она удовлетворенно откинулась на спинку стула, губы расплылись в блаженной улыбке, благодарный желудок сыто урчал, переваривая долгожданную еду.
– «Эх, щас бы покурить!
– но на столиках кафе пепельниц не наблюдалось, то есть надеяться на жирный бычок не стоило.
– Ладно, на улице стрельну»,– решила она, разомлев от сытости и глотка крепкого портера.
Громкий голос телерепортера заставил ее вздрогнуть, кто-то из посетителей резко прибавил громкость, и теперь стены кафе сотрясались от возбужденного голоса диктора. Алиса высунулась из укрытия. На жидкокристаллическом экране плыли кадры, отснятые в гриндельвальдском коттедже… Вот мертвое тело Марка, его лицо крупным планом, вот обезображенные останки Лейба с белой лилией на груди, вот домик Льюиса, а вот и он сам, почерневший, страшный, потом вертолет, охранник с простреленной головой. И пронзительный, разрывающий мозг голос диктора, без умолку строчившего по-немецки. Алиса не понимала ни слова, хотя чего уж тут понимать, репортер захлебывался от возбуждения, рассказывая о бойне в Гриндельвальде. Мелькнуло широкое длинноносое лицо Ингрид – их служанки, по обыкновению замотанная в шаль по самые глаза, она что-то поясняла маленькому тщедушному полисмену в каске с козырьком. Неожиданно на экране появилась красивая брюнетка в длинной меховой шубе, в унизанных кольцами пальцах она держала какую-то бумагу. Говорила по-русски, но громкий голос тележурналиста перекрывал ее речь, и Алиса ничего не смогла расслышать. И снова крупный план! Отпечатанный на компьютере русский текст:
«БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ! Я ОТОМСТИЛА».
Следующий кадр, и Алиса почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ее фотография во весь экран, лицо крупным планом и этот несносный истерический, ввинчивающийся в подкорку, голос диктора, повторявший ее имя:
– Алис Фридман,– он все повторял и повторял его, и с каждым повтором Алиса все сильнее втягивала голову в плечи, словно надеясь загнать ее глубоко внутрь.
«Трупы обнаружили. Непонятно откуда взявшаяся записка с текстом: «Я отомстила». Господи, да чертов маньяк меня подставляет! Ну, конечно! Теперь ищут именно меня! Бежать! Опять бежать! Куда? Где искать защиты?»,– мысли разъяренным роем пронеслись в голове. Тело загудело. Ее охватила паника. Не помня себя, Алиса напялила куртку, и с перекошенным от ужаса лицом, тенью скользнула в морозную ночь.
Официант проводил ее внимательным взглядом и, немного помедлив, взялся за телефонную трубку.
Не разбирая дороги, задыхаясь и наталкиваясь на прохожих, громко возмущавшихся ей вслед, она неслась вверх по улице мимо неистовствующих реклам, ночных клубов, из дверей которых неслось буханье дискотек, и вываливались толпы молодежи с шалыми от грохота и экстази глазами. Дико хохочущий, обалдевший от марихуаны подросток с закрепленной на лбу мордой дракона, из пасти которого бил сноп неонового света, схватил Алису за плечи и закружил в неистовом танце. Споткнувшись о стоящую на тротуаре скамью, она во весь рост растянулась на обледеневшей брусчатке и разревелась. Рыдая, поднялась, потерла расшибленное колено, плюхнулась на узкое холодное тело скамьи, обхватила голову руками и сдавленно всхлипнула:
– Господи, за что? За что, Господи? – громко причитала она, не обращая внимания на беснующихся вокруг людей. Напротив, прямо на бордюре сидела парочка молоденьких геев, они терли друг другу зубы беловатым порошком, и придурковато хихикая, целовались взасос. – За что? – еще громче взвыла Алиса, раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик.
– А, ба! Русская чи шо? – раздался над головой хрипловатый женский голос.