Швейцарский счет

– Спасибо вам за все, господин кюре. Денег не надо. Я БУДУ в состоянии. Что я должна делать, чтобы быстро восстановиться? Пить таблетки? Глотать бульон? – она показала глазами на россыпь цветных драже, весело поблескивающих на широком блюдце. – Я готова.

Влажные синие глаза красавца-кюре забегали, он чувствовал себя последним негодяем, трусом и предателем по отношению к слабой девушке. Кроме того, память о собственном грехопадении была свежа, и краска стыда залила щеки священнослужителя. Душа мучительно содрогалась, осыпая его справедливыми упреками, умоляя о сострадании к беззащитной, и отец Жан напрягал все силы, чтобы не дать воли чувствам. Впервые за много лет он сомневался в правильности принятого решения, колебался и чувствовал, как в нем нарастает ненависть к этой хрупкой женщине, невольно разбередившей в нем чувства, которые он методично истреблял в себе в течение долгих лет. Даже не ненависть, скорее боязнь, болезненный страх возвращения плотской любви, ведь он ПОЛЮБИЛ ее прошлой ночью, в чем панически боялся признаться даже самому себе. Сейчас он сознательно разжигал в себе неприязнь к ни в чем не повинной женщине, пришедшей искать у него защиты и не догадывавшейся, что он сам молит Господа о спасении. Иначе… Нет, он даже боялся думать об этом иначе… Иначе конец его карьере, и он никогда не достигнет вершин католического духовенства. Нарушение целибата – преступление, если дойдет до епископа Фебуа, то не видать ему мантии папского легата как своих ушей. Так и будет гнить в местной церквушке до конца дней своих. Собрав силу воли в кулак, он сухо процедил:

– Попгавляйтесь, Алиса. Жюльен будеть пгиносить вам всье необходимое. Я, к сожаленью, будю очьень занят.

Алиса упала на подушки, холодный пот лил с нее ручьем, живот прилип к позвоночнику. Нужно было есть, но при одной только мысли о горячем курином бульоне ее замутило. Преодолевая дурноту, Алиса подтянулась на руках, села и придвинула к себе термос, трясущейся рукой отвинтила металлическую крышку колбы и нацедила чашку густой желтоватой жидкости, сгребла рассыпанные на столике таблетки и отправила в рот, отхлебнула из чашки и поморщилась. Бульон показался ей невыносимо горьким, будто в нем развели порошок хинина.

«Будешь пить, – зло приказала она себе. – Ноги надо уносить. Или не сегодня-завтра его преподобие отправит меня на нары. С молитвой и благословением. Все как полагается. А мне туда не надо».

Через два с половиной часа термос опустел, Алиса, совершенно вымотанная едой, крепко спала, и матушка Иветта, пришедшая-таки сделать девушке укол, удовлетворенно кивнула сопровождавшему ее Жюльену:

– Отлично. Сделай еще бульона и добавь туда мелко нарубленного мяса. И гренок. Пожалуй, на сегодня с нее хватит.

А поздним вечером следующего дня Алиса, пошатываясь от слабости, стояла на церковном крыльце, раздумывая, куда же ей теперь податься. Она решила уйти по-английски, не прощаясь. В душе затаилась не то чтобы обида, скорее сильное разочарование. Поначалу отец Жан показался ей спасителем, посланным ей не иначе как свыше. Алиса трепетала перед священником, искренне полагая, что не достойна быть даже пылинкой на подоле его сутаны. Но два дня назад, когда она валялась в жестоком бреду, что-то произошло, и кюре изменился до неузнаваемости. Теперь он прекратил навещать Алису, а если заглядывал на минутку, то при виде больной девушки речь его становилась бессвязной, он суетился, прятал глаза и стремился сократить свой визит до минимума. Безликое: «Как здоровье?», не дожидаясь ответа: «Я рад, что все хорошо»,– и он торопливо захлопывал дверь. В конце концов, отец Жан даже проститься с ней не пожелал, передал ей через Жюльена теплый мохнатый свитер и триста швейцарских франков. Он, божий человек, отказался от нее, в сущности, предал…

Идти было некуда. Вернее, ей теперь было все равно куда идти. Она прекрасно понимала, что не позднее вечера ее схватят. И отец Жан это понимал, потому и избегал.

Алиса посмотрела на темное, беззвездное небо, проводила взглядом стаю настырных ворон, шумно снявшихся с ближайшего дерева, надвинула шапку на глаза и шагнула к лестнице. В боковом кармашке подаренного кюре свитера, она нащупала нечто гладкое и плоское – темно-синяя визитная карточка с именем католического священника Жан-Пьера-Огюстена Крезо и номер телефона. И все. Зачем ей это? Первым порывом было выбросить бесполезный кусок картона, но, поразмыслив, Алиса опустила ее на дно сумки. Так, на всякий случай. Хотя, ей и в голову не приходило, по какому-такому поводу она могла бы обратиться к священнику.

Медленно-медленно, будто пробуя, твердо ли она стоит на ногах, Алиса побрела прочь. Да и куда ей было торопиться? За церковными воротами затаились беды: голод, скитания и бесконечный бег в никуда…