Сообщение о том, что Диана Фридман проедет мимо нее в пять часов, приободрило Алису, хотя она решительно не понимала, как этим можно воспользоваться. Не бросаться же под колеса! Отойдя на приличное расстояние, она уселась на берегу и принялась смотреть на реку. Старушка Ааре ворчливо шуршала серой волной о бетонные плиты набережной, Алиса рассеянно наблюдала, как вода вылизывает и без того чистые камни (здесь все было неправдоподобно чистое), силясь придумать что-нибудь из ряда вон выходящее. Упаднические настроения, охватившие ее со вчерашнего дня, подняли голову, окрепли, внутри закопошились грязные мысли:
«Броситься бы с моста и дело с концом», – думала она, глядя на безмятежную водную гладь, покрытую блестящей рябью мелкой волны. «Зачем мне говорить с этой женщиной? Разве она мне поверит? Тут же позвонит в полицию и выдаст меня с потрохами. И начнутся мытарства: допросы, избиения, суд, тюрьма. А вода – вот она. И все кончится. Разом».
Мысль о самоубийстве пришла ей в голову не впервые. Но в отличие от того первого порыва в Гриндельвальде, теперь она казалась такой естественной, логичной. «Вот оно решение! И почему она не додумалась до этого раньше?», – Алиса вдруг почувствовала громадное облегчение. Вода притягивала ее, звала, манила, обещая утопить горечь и боль в вечном покое, освободить, наконец, от непрерывного кошмара. Алиса сама не заметила, как поднялась и точно под гипнозом добрела до моста Нидегбрюке, потом до его середины и остановилась, зачарованно глядя на искрящуюся водную гладь. Легкий ветерок перебирал ее рыжие локоны, мелкая волна вкрадчиво шептала: «Иди. Ко мне. Убаюкаю. Зацелую. Успокою. Иди. Ко мне…Ко мне…»
Не отдавая себе отчета, Алиса медленно перегнулась через перила. И вдруг в ее голове возникла отчетливая картина последующих событий. Она словно на мгновение заглянула в будущее. Вот она стремительно летит с моста, бешено колотится сердце, со всего маху падает в ледяную воду, но холода не чувствует, отчаянно барахтается, пытаясь спастись, ее выталкивает на поверхность, она сильно бьет по воде руками, но мокрая куртка и тяжелые сапоги мешают, тянут ее вниз. Теперь ей очень холодно, ноги сводит судорогой, вот она захлебнулась раз, второй, третий, и вот уже вода смыкается над головой, она еще пытается бороться, но силы постепенно оставляют ее, нечем дышать, вокруг только темная мутная вода, она постепенно заполняет легкие, изо рта вырываются последние серебристые пузырьки спасительного воздуха, сознание мутится, и Алиса медленно-медленно опускается на илистое дно…
За спиной промчалась машина, и шофер такси, заподозривший неладное, громко посигналил. Алиса опомнилась. Беззаботно светило солнце, слышался отдаленный смех катающихся на прогулочном трамвайчике.
«Бр-р-р!,– очнулась Алиса.– Нет. Даже в моем незавидном положении здесь как-то уютней,– она окончательно пришла в себя и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу. – Эврика!» Промчавшееся мимо такси (а может, это было само провидение, принявшее облик обычного таксиста?) подсказало ей решение проблемы.
– Я возьму такси и поеду за ней, – бормотала она. – Точно. А когда она доедет до места и выйдет из машины, я перехвачу ее по дороге и все расскажу. И будь что будет, – оживившись, девушка бегом побежала к перекрестку, там было проще всего поймать машину.
Без десяти пять такси, с сидевшей на заднем сиденье Алисой, дежурило вблизи отеля. Пожилой шофер с потешными бакенбардами (точь-в-точь Бенкендорф из учебника истории) долго не мог понять, что от него требуется, а когда сообразил, то отказался наотрез.
– Я, фройляйн, не Джеймс Бонд, чтоб за людьми следить.
Алисе пришлось пустить в ход все свое обаяние. Сочинив вполне правдоподобную историю о том, что она русская, вышедшая замуж за швейцарца, оставившая ради любимого родину, семью и так далее, теперь страдает от беспардонных измен мужа. И ей, бедняжке, приходится следить за негодяем. Путая немецкие слова с английскими, потому как скудного запаса немецких слов хватило ненадолго, она выглядела довольно убедительно, таксист хмуро щурился, но слушал, не перебивая. В конце душераздирающего повествования Алиса картинно всплакнула и получила-таки согласие и кучу назиданий бывалого семьянина в придачу:
– Вы, фрау, поступаете неправильно. Меньше знаешь – лучше спишь. Чего за ним гоняться? Набегается – сам придет. Никуда не денется. Это я вам точно говорю.
В пять минут шестого от подъезда «Бельвью» отъехала черная «тойота», за рулем сидела красивая брюнетка, не раз виденная Алисой по телевизору. Явно чем-то озабоченная, она не смотрела по сторонам, руль держала небрежно одной рукой, второй постоянно поправляла, сползающий с головы, алый шарф.
– За ней, – скомандовала Алиса.
– Это и есть соперница? – уточнил старик.
И когда Алиса утвердительно кивнула, сокрушенно покачал головой:
– Красивая, – и, сообразив, что сказал бестактность, торопливо добавил: – Но вы, фрау, тоже хорошенькая.