И обезумевший психопат принялся неуклюже кружиться по комнате. Сильное нервное возбуждение Алисы сменилось равнодушием, уставшая от постоянных потрясений психика блокировала страх, и она безразлично наблюдала за бесноватым.
Остановившись напротив металлической клетки с мирно попискивавшими мышами, Шарль-Ингрид внезапно повернулся к Алисе и сурово сказал:
– Теперь ты поняла, что мне нужно много денег. Очень много денег!
Алиса отрицательно потрясла головой, не в силах говорить. Шарль-Ингрид лукаво ухмыльнулся, глаза вновь загорелись нехорошим дьявольским огнем. Теперь он очень походил на Мефистофеля, нарисованного в старой исчерканной хрестоматии по литературе, Алиса поежилась.
– Я же сказал, что хочу купить Змеиный остров. И я куплю его. Во что бы то ни стало. Ты мне в этом поможешь! – внезапно выкрикнул он и резко повернулся к совершенно истерзанной безумием происходящего Алисе. – Завтра я убью дочь Дианы. Ее перевезли в Женеву, для передачи представителям российской стороны. Когда я убью ее, то на месте преступления найдут пистолет с твоими отпечатками пальцев. Затем я вернусь сюда, и ты напишешь повинную (документ о том, что ты хотела завладеть деньгами семьи Фридманов), где подробно расскажешь, как и когда совершила все семь убийств. Напишешь, что после совершенных преступлений ты поняла, что полиция идет по следу, и ни скрыться, ни завладеть наследством тебе уже не удастся, поэтому ты добровольно уходишь из жизни, просишь в твоей смерти никого не винить и в заключение, – тут Шарль довольно потер ладони. – Итак, в заключение – самое приятное. Для меня, конечно. Ты как единственная оставшаяся в живых наследница оставляешь посмертную волю, завещание, в котором отписываешь грандиозное состояние господина Фридмана, со всеми его банками, заводами, автомобильными концернами и прочим, мне, Ингрид Моор. У меня двойное гражданство, и в Эстонии я до сих пор числюсь как Ингрид Моор.
«Я, Алиса Фридман, в здравом уме и твердой памяти выражаю свою последнюю волю и оставляю все свое состояние Ингрид Моор, подруге детства, самому доброму и чистому человеку, которого я знала», – глумливо процитировал он и повернулся к Алисе:
– Ты ведь бывала в Тарту? И не раз. О, я знаю о тебе все, – заметив на лице Алисы изумление, он торжествующе улыбнулся. – Я собрал на тебя полное досье. Итак, продолжим. Тебя находят со вскрытыми венами. Рядом с тобой лежат признание и завещание. Дом снят месяц назад на твое имя. Я выезжаю только по ночам, так что меня здесь никто не видел. Вывод: ты все сделала сама, своими руками, меня будто и не существовало. Поэтому я намотал под наручники тряпье. Ты мне нужна чистенькая, без единого синяка и царапины. Никакого насилия. И последний этап: я сажусь в самолет, возвращаюсь в Тарту в качестве Ингрид Моор и вступаю в права наследования, – закончил он, победоносно глядя на Алису. Потом вытащил из клетки отчаянно пищащую мышь и швырнул ее в террариум тайпана, приговаривая:
– Ешь, девочка, ешь. Завтра я тебя ставлю на охрану. Будешь сторожить эту девку. Вон за той дверью, слышишь?
Алиса почувствовала быстро нарастающую дурноту и, неожиданно бессильно повисла на цепях наручников, потеряв сознание. Очнулась от того что, Шарль брызгал ей в лицо водой, шлепал по щекам и сердито шипел:
– Не смей подыхать без моего разрешения. Не смей, слышишь, тварь. Ты пока мне нужна.
Алиса тяжело застонала и жалобно попросила оставить ее в покое. Герье согласился, объявив, что тоже не прочь прилечь.
– Денек завтра не из легких. Надо поспать. Я лягу здесь. Так спокойнее, – продребезжал он, приволок из соседней комнаты матрас и подушку и принялся раздеваться. Стащив рубашку, транс повернулся, и Алиса увидела болтающуюся мешком морщинистую кожу на безволосой груди, живое свидетельство того, что когда-то давно Шарль назывался Ингрид и носил бюстгальтер. Не выдержав неприятного зрелища, она отвернулась и тут же получила увесистую оплеуху:
– Что нос воротишь, дрянь! Не нравится?
Алиса затрясла головой, стараясь стереть с лица выражение гадливости.
– Смотри у меня, а то одному капралу из нашего батальона тоже не нравилось. Брезговал мной, сука. «Трансом гребаным» меня звал. Я его шнурком его же ботинка задушил. Наши думали, албанцы постарались. Мы тогда в Сербии служили, – деловито сообщил Шарль, укладываясь на матрасе. – Я во Французском легионе три года по контракту оттрубил. И не жалею. До сих пор военным ремеслом кормлюсь. Правда, от примитивных армейских приемов отошел, – сонно бормотал он, накрывшись с головой полосатым пледом. Язык у него заплетался, Герье засыпал.
Можно было расслабиться и попытаться заснуть, прислонившись к стене, однако, взбудораженная дикостью происшедшего, Алиса мелко тряслась от отвращения, моля Бога послать ей скорую и безболезненную смерть. Она трезво оценивала ситуацию и понимала, что шансов выжить в руках невменяемого (а в этом она уже не сомневалась) маньяка, у нее нет.