Сикарио

Он переселился домой, и хотя комнатка была маленькой, но кровать достаточно широкой, чтобы вместить двоих. Несмотря на определенное беспокойство, вызванное его физическим состоянием, все же я был ужасно рад, что наконец-то рядом оказался единственный человек, которого можно было бы с полным правом рассматривать как часть моей не существующей семьи.

В течение месяца я кормил его всем, кроме хлеба, и он пошел на поправку. Вскоре Рамиро начал намекать, что он уже достаточно окреп и готов опять вернуться на работу и в школу, пришлось его отговорить, потому что при его тогдашнем ослабленном физическом состоянии любая проблематичная ситуация неминуемо откинула его обратно к болезни.

Думаю, что в данный момент вы постоянно сравниваете то, как я выгляжу, с тем, о чём рассказываю, и пришли к выводу, что те, кто вырос на улицах и в канализации вовсе не какие-нибудь «супермены», а люди в высшей степени истощенные, тщедушные, от которых требуется в два раза больше усилий, чтобы просто дышать, по сравнению с теми, кто все время питался хорошо и витамины потреблял всякие.

Рамиро, как раз, был из таких. Достаточно было подуть слабенькому ветерку, чтобы свалить его с ног и, ко всему прочему, в том году он еще подцепил где-то солитера… или солитер подцепил его, и это едва не разорило меня вконец.

И сколько он жрал, мать его!

Думаете это справедливо рисковать жизнью, занимаясь грабежами, чтобы, в конце концов, накормить кого-то мерзкого червя?

Это невероятно, просто невероятно!

Он вставал на ноги и из него вываливались куски глиста, и сколько бы он не принимал слабительного, а потом еще больше слабительного, ни как не получалось избавиться от этой твари.

Вид у него был похоронный, ужасно расстроенный и удрученный, и всё от того, что та мерзость завелась у него в кишках, причем более удрученный, чем в то время, когда он два года прожил среди крыс и тараканов.

Но, наконец, ему удалось избавиться от этого червяка. Господи, сколько было веселья! Я думал, он помрет от натуги, когда, обливаясь холодным потом, часа два просидел на унитазе, но когда все увидели, что он всё-таки выдавил из себя метров шесть или семь того приплюснутого белесого омерзительного глиста, решили отметить это событие, словно это был день его рождения.

Не имею ни малейшего понятия когда он родился, но поскольку все равно нужно было выбрать какой-нибудь день в году, то согласились остановиться именно на этом дне – одиннадцатое марта.

И поскольку мы были закадычными друзьями, и мне было совершенно безразлично, когда будут справлять мой день рождения, согласились считать этот день моим днем рождения также, и теперь каждый год празднуем наши дни рождения в один и тот же день. Не сомневаюсь, что все это звучит по-дурацки, но не забывайте, на тот момент нам исполнилось шестнадцать и семнадцать кое-как прожитых лет. Именно прожитых кое-как… из которых только два или три года можно считать прожитыми достойно.

Отпраздновали в пиццерии. Той самой пиццерии, в которой первый раз в жизни поели, как цивилизованные люди; заказали те же самые блюда, сели за тем же самым столиком и как настоящие взрослые самым серьезным образом принялись обсуждать наше будущее, о котором никогда раньше и не задумывались вовсе, по одной простой причине, что не надеялись дожить до этого времени.

Было совершенно ясно, что случилось чудо, и мы выжили, и это само по себе было победой, в большей степени неожиданной для нас самих.

Стольких мы потеряли на этом пути! Иполито, Рикардито Плешивый, Минго, Дарио Пассатижи, Пингвин, Папафрита, венесуэлец Элиа и еще много, много других, чьи лица я уже и вспомнить не могу, да и не хочу.

И если судьба пожелала, чтобы мы до сих пор избегали не приятной встречи с «Костлявой», то в дальнейшем не следовало надеяться только на счастливый случай, нужно было взять удачу в свои руки и получше продумывать и планировать детали всех наших дел.

Один из нас должен был учиться. Этим «героем» будет, конечно же, Рамиро, ему всегда нравились бумаги и буквы, я же продемонстрировал определенные способности и ловкость, орудуя на улицах.

Договорились, что он посвятит все свое время школе, помогая мне время от времени избегать неприятности, а я займусь «финансовой» частью, по возможности избегая чрезмерных рисков и не усугубляя обстоятельства без особенной на то надобности.

Сознаюсь, мне стоило большого труда убедить его в этом, но мы пошли на компромисс, о котором я никогда потом не жалел: Рамиро должен был научить меня читать газеты и писать имя.

Спустя некоторое время мы получили бумаги.

Какие бумаги? Документы.

Фальшивые, конечно же. А какие еще вы ожидали? Но наконец-то мы стали «людьми», теперь у нас были имена, были фамилии, адрес, по которому мы могли получать корреспонденцию.

Никогда в жизни не получил ни одного письма. Кто, на хрен, будет писать мне? Хесус, Чико, Гранде До Востребования и Рамиро Бланко До Востребования.

И еще, за дополнительные двести песо донья Эсперанза согласилась «усыновить» и Рамиро.