Сила Слова в Древней Ирландии. Магия друидов

«Когда-то спрашивал он волхвов и кудесников: “От чего я умру?”. И сказал ему один кудесник: “Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе и умереть!”. Запали слова эти в душу Олегу, и сказа он: “Никогда не сяду на него и не увижу его больше”. И повелел кормить его и не водить к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, – на пятый год помянул он своего коня, от которого когда-то волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: “Где конь мой, которого я приказал кормить и беречь?” Тот же ответил: “Умер”. Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: “Не право говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив”, и приказал оседлать себе коня: “Да увижу я кости его”. И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: “От черепа этого смерть мне принять?”. И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от того разболелся и умер он» (пер. Д. С. Лихачева [Повесть временных лет 1978: 53–55]).

Олег, как видно из текста ПВЛ, посмеялся над предсказанием, за что и был наказан. Королева Медб, естественно, была далека от того, чтобы смеяться над предречением Федельм, однако полностью поверить ему тоже отказалась. И каков же вывод? Наверное, простой: с судьбой лучше не заигрывать.

Не стоит заигрывать и с игрой в «пророчества». Рассказ о сбывающихся предрешениях и об имплицитном применении словесной магии «на поле боя» мне бы хотелось закончить совершенно неожиданным эпизодом, относящимся уже к нашему времени. Много лет назад, обучаясь в аспирантуре, я ездила в Химки и расписывала там том за томом содержание журнала «Ревю сельтик», выходившего в Париже. После 1914 г. в нем начали появляться в изобилии некрологи французским молодым ученым, погибшим на фронте. И вдруг в номере 36 за 1915–1916 гг. я увидела странный анонимный текст, оформленный как некролог немецкого кельтолога Куно Мейера. В нем говорилось, что этот ученый встал на позиции пан-германизма и отныне «мы считаем его умершим». Затем было в хвалебных, но сдержанных формулировках перечислено все то, что сделал Мейер для кельтологии, а в заключении повторено: мы не отказываемся от всего этого, но сам отныне для нас мертв. Через год в 37 номере за 1917–1919 гг. вновь появился посвященный ему текст, начинавшийся словами: «Смерть перечеркивает все». Менее чем через год после публикации французскими кельтологами первого некролога Куно Мейер умер от тифа. На этот раз он был подписан Жоржем Доттеном, который признавался в авторстве предыдущего некролога и открыто выражал свою растерянность и даже вину, «мы не могли ожидать – пишет он – что потребовалось вмешательство самой смерти, чтобы мы смогли осознать, какую утрату понесла наша наука…». Но, увы, напечатанный им посмертный панегирик сделал свое дело (см. подробнее об этом историческом эпизоде – [Михайлова 2015].