Сила Слова в Древней Ирландии. Магия друидов

Каков механизм появления подобных нарративов, в основе которых лежит замаскированное под пророчество проклятие (будь то в вербализованной или визулизованной форме)? Как кажется, он довольно прост. Он опирается на архаический принцип post ergo propter, описанный еще Л. Леви-Брюлем, который в известном труде «Первобытное мышление» (1922) писал, что для архаического человека характерно неверное понимание «закона причинности», что на самом деле, как он пишет, свидетельствует вовсе не о примитивности мышления, но о наличии системы сложных ассоциаций, заключающейся «в мистической связи между предшествующим и последующим» [Леви-Брюль 1994: 59]. В жизни человека, причем – в самой обыденной жизни самого обычного человека неизменно наступает ситуация, когда выраженное вслух опасение, особенно – выраженное тем, кого он считает недоброжелателем, затем реализуется. Естественным при этом будет подумать: это он мне «накликал» или «сглазил». В культуре, опирающейся на суеверие, несколько однотипных «реализаций» подобного рода превращаются в стойкое поверье, что тот или иной человек почему-то может повлиять на судьбу собеседника, либо – в лишенную каких бы то ни было логических оснований примету. Количество примеров здесь настолько велико и они, увы, так стойки, что нет, наверное, необходимости говорить о них подробнее. Не удержусь, однако, от того, чтобы не привести хотя бы один, достаточно неожиданный и относящийся хоть и к литературе, но замечательно тонко воспроизводящий особенности менталитета, лишившегося христианских опор и логичным образом «откатившегося» к народным суевериям:

Рюхину не хотелось ничего говорить, но пришлось объяснить.

– Секретаря МАССОЛИТа Берлиоза сегодня вечером задавило трамваем на Патриарших.

– Не ври ты, чего не знаешь! – рассердился на Рюхина Иван, – я, а не ты был при этом! Он его нарочно под трамвай пристроил!

– Толкнул?

– Да при чем здесь «толкнул»? – сердясь на общую бестолковость, воскликнул Иван, – такому и толкать не надо! Он заранее знал,

что Берлиоз попадет под трамвай!

(М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

«На самом деле», как я понимаю, в мозгу Ивана Бездомного складывается идея, что причиной гибели Берлиоза было не то, что Воланд знал об этом заранее, но что он предрек ему эту смерть, то есть – вербализовал будущее. Но наверное, тут все не так просто…

Возвращаясь к традиции ирландской, отмечу, что именно этот принцип понимания причинно-следственных связей лежит и в истоках появления легенды о Банши – вестницы из Иного мира, которая своими стонами и рыданиями предвещает смерть кого-то из представителей ирландской знати. Однако тут важно видеть отличие: если изначально, возможно, плач Банши, естественно, имитирующей традиционные погребальные крики-оплакивания, мог восприниматься как причина гибели указанного потомка короля, со временем он эти коннотации утратил. Образ Банши – образ фольклорный и довольно поздний, поэтому я настаиваю на том, что магическая, а точнее – причинная составляющая, которая как бы обусловливала скорый приход смерти (ср. «я мою сбрую короля, обреченного на смерть»), была традицией со временем утрачена. Фокус «послания», который в фольклоре несет плач Банши, сместился. Поскольку смерть в любом случае неизбежна, появление плакальщицы из Иного мира маркирует знатность умирающего, но отнюдь не ускоряет его гибель. Поэтому появление Банши уже в период распространения в Ирландии новой англо-норманнской знати воспринималось как некий почетный знак. Данное замечание представляется очень интересным, поскольку демонстрирует семантическую проницаемость понятий «знак – знамение – заклинание» (о чем см. выше). Но размытость понятийных границ, естественно, влечет за собой и соответствующие семантические сдвиги у лексем, эти понятия кодирующих.