За 18 лет своего папского правления Иннокентий III призвал еще к пяти Крестовым походам, подготовил шестой и инициировал седьмой. Ни один из них не был направлен на Иерусалим, но воинственный взгляд папы не оставлял без внимания ни одну сторону света. Иннокентий призвал христианских королей Испании и Португалии объединиться и выступить против Альмохадов. Они так и сделали и в 1212 г., получив подкрепление от тамплиеров и госпитальеров, а также крестоносцев из-за Пиренеев, разгромили альмохадского халифа ан-Насира в битве при Лас-Навас-де-Толоса. Это был переломный момент Реконкисты, после которого христианские державы начали быстро продвигаться на юг, неуклонно оттесняя Альмохадов к Средиземному морю. Между тем в далекой Северной и Восточной Европе Иннокентий III с таким же воодушевлением поощрял датских, германских и скандинавских сеньоров нападать на проживавших в этих местах язычников. Все христианские воины, участвовавшие в кампании по колонизации новых земель в окрестностях Балтийского моря (Ливонский крестовый поход), в том числе члены недавно образованного Тевтонского ордена, могли рассчитывать на полное отпущение грехов. Эти военные походы имели крайне тяжелые последствия для испанских мусульман и для язычников-ливов. Однако на этом революционные идеи Иннокентия не заканчивались – он решил пойти дальше и организовать Крестовые походы в самом сердце Западной Европы. Поспорив с королем Англии Иоанном Безземельным о назначении архиепископом Кентерберийским Стивена Лэнгтона, Иннокентий подготовил (но не опубликовал) документы, санкционирующие крестовый поход против Иоанна, которого он отлучил от церкви за непослушание и общую дерзость. Примерно в это же время, в 1209 г., он призвал к Крестовому походу против еретической христианской секты катаров на юге Франции. Эта кампания, известная как Альбигойский крестовый поход, поскольку часть действий происходила в окрестностях южнофранцузского города Альби, продолжалась 20 лет.
Внутренние враги
Катары, против которых был направлен Альбигойский крестовый поход, известны в Европе по крайней мере с 1170-х гг., когда на Третьем Латеранском соборе высшие церковные прелаты объявили их верования «отвратительной ересью». В самом деле, эти люди придерживались крайне неортодоксальных взглядов и вывели традицию христианского аскетизма на такой уровень, до которого было далеко даже цистерцианцам Бернарда Клервоского. Их основные принципы не вызывали возражений: катары считали человеческую плоть от природы греховной и отвратительной (эту точку зрения, как мы видели, когда-то искренне разделял и сам Иннокентий III) и считали единственным способом избавления от пороков смертного существования жизнь в простоте, строгости и самоотречении, сексуальное воздержание и вегетарианство. В этом они мало чем отличались, например, от нищенствующих орденов, появившихся в Европе примерно в то же время. Однако катары перешли от обычного христианского аскетизма к ереси, когда отвергли иерархию западной церкви в пользу собственного священства и отказались от причащения, крещения и других церковных таинств. Это сделало их изгоями – особенно в глазах пап наподобие Иннокентия III, абсолютно зацикленного на повсеместном распространении командно-административной власти церкви.
Катарство вызывало опасения еще и потому, что у него было много верных последователей среди жителей городов на юге Франции и в Северной Италии. Дружественный катарам город Витербо ощутил на себе всю тяжесть гнева Иннокентия III в 1205 г., когда горожане избрали нескольких катаров в городской совет. «Вы гниете в своих грехах, как скотина в своем навозе», – писал им разъяренный папа[576]
. Вскоре Иннокентий III понял, что для искоренения катарской ереси ядовитых писем недостаточно. Катарство было крайне необычным и эксцентричным учением, но у него было очень много преданных сторонников. Более того, некоторые сеньоры французского юга, в первую очередь граф Раймунд Тулузский, охотно закрывали глаза на ересь, которая, при всей своей странности, не приносила никакого ощутимого вреда нравственным и религиозным устоям общества. По этой причине папа решил действовать. Как он писал в 1205 г. королю Франции Филиппу II Августу, «раны, не поддающиеся исцелению припарками, следует вскрывать скальпелем»[577].В 1208 г. папа получил повод для войны, когда один из его ведущих дипломатов Пьер де Кастельно был убит после бесплодных переговоров с Раймундом Тулузским по вопросу о катарах. Уже через несколько недель Пьера объявили мучеником. Иннокентий III разослал знатным сеньорам и правителям Запада письма, в которых называл катаров «более опасными, чем сарацины», и призывал всеобщими усилиями стереть их с лица земли[578]
. Он призвал крестоносные силы собраться летом 1209 г. в Лионе и раз и навсегда расправиться с врагами Господа.