Силы и престолы. Новая история Средних веков

Джиованни Плано Карпини отправился в Монголию в 1245 г. Он начал путь из Лиона во Франции, где тогда временно располагался папский двор. С собой он вез письма от папы Иннокентия IV, в которых тот призывал великого хана прекратить нападать на христианские земли и задуматься о переходе в христианство, потому что «Бог сильно разгневан» его поступками[621]. Эта миссия, при всех ее надеждах, вполне могла оказаться бесполезной. Однако Карпини, невзирая на огромные трудности, продолжал путь, и наградой за его упорство стала история на все времена.

Чтобы попасть в Монголию, Карпини сначала проехал через Прагу и Польшу, а затем через земли Руси в сторону Киева. Пять лет назад монголы опустошили этот город: около 90 % жителей были убиты, большинство зданий сгорели дотла. К приезду Карпини Киев был лишь тенью самого себя в прошлом. Совершенно ясно, какая сила тогда главенствовала на территориях древнерусских княжеств: каждый русский князь, по землям которого проезжал Карпини, нервно указывал ему в ту сторону, где находился кочевой двор военного предводителя западных монголов, внука Чингисхана – Бату, у которого Карпини следовало получить разрешение для дальнейшего путешествия. Многие советовали Карпини, если он хочет расположить к себе монголов, воспользоваться врожденной любовью этого народа к подаркам и красивым вещам. По этой причине Карпини и его спутники везли с собой полные мешки польских бобровых шкур, которыми охотно оделяли всех, кто требовал дани.

Карпини встретился с Бату на Пасху в 1246 г. Это был как минимум познавательный опыт. Еще до того, как западные посланцы вошли в лагерь, их подвергли средневековому аналогу досмотра службы безопасности в аэропорту: Карпини и его товарищам приказали пройти между двумя большими кострами «ради того, чтобы, если вы умышляете какое-нибудь зло против нашего господина или если случайно приносите яд, огонь унес все зло»[622]

[623]. Затем их в весьма суровых выражениях предупредили, чтобы они ни в коем случае не наступали на порог юрты для аудиенций – монголы считают это настолько плохой приметой, что казнят любого, кто так сделает. Встретившись с Бату, Карпини нашел его мудрым и рассудительным, но пугающим. «Бату очень милостив к своим людям, а все же внушает им сильный страх», – писал он

[624]. Весьма проницательное наблюдение: терпимость, обеспеченная террором, составляла суть власти монголов.

После недолгого пребывания в лагере Бату Карпини и его спутникам велели продолжать путь к Каракоруму, где вскоре должен был взойти на престол новый хан, сын Угэдэя Гуюк. Это была захватывающая, хотя и чреватая немалыми побочными неудобствами перспектива. Скудный рацион монголов, состоявший главным образом из проса и огромного количества алкоголя, был совершенно не по душе западным гостям – и они так и не смогли привыкнуть к алкогольному напитку из скисшего кобыльего молока (кумысу), который до сих пор служит в Монголии основным средством оживления беседы[625]

. Всю дорогу Карпини и его спутники страдали от тошноты, разнообразных неудобств и сильного холода. Путешествие заняло много месяцев, даже с учетом созданной Угэдэем замечательной системы ямских почтовых станций, позволявшей менять уставших лошадей до семи раз в день (благодаря этому нововведению чиновники могли передвигаться так быстро, как только позволяли возможности человеческого организма, и проводить в дороге круглые сутки или несколько дней подряд).

И все же это утомительное долгое путешествие было исполнено чудес. Карпини живо интересовался жизнью монголов, а их внешний вид, привычки и обычаи вызывали у него огромное изумление. «Между глазами и между щеками они шире, чем у других людей, – писал он, – щеки же очень выдаются от скул; нос у них плоский и небольшой; глаза маленькие, и ресницы приподняты до бровей. В поясе они в общем тонки, за исключением некоторых, и притом немногих, росту почти все невысокого. Борода у всех почти вырастает очень маленькая, все же у некоторых на верхней губе и на бороде есть небольшие волоса, которых они отнюдь не стригут»[626]. Религия монголов, объединявшая в себе черты монотеизма, шаманизма и идолопоклонничества, интриговала и одновременно поражала его. Монголы придавали очень большое значение астрологии, суевериям и приметам, за соблюдением которых следили с поразительной строгостью: смертная казнь ожидала того, кто воткнет нож в огонь, выплюнет пищу на землю, ударит костями друг о друга или помочится в юрте. «А убивать людей, нападать на земли других, захватывать имущество других всяким несправедливым способом, предаться блуду, обижать других людей, поступать вопреки запрещениям и заповедям Божиим отнюдь не считается у них греховным», – писал Карпини[627].