Синеет речка Тара

— А что потом? В штаб он меня привел, объяснил все как есть. Командир их стал спрашивать у меня, кто снял амуницию, а я — ни гу-гу. Ребят не хотелось выдавать. Ну, все обошлось. Выдали они мне обмундирование, винтовку, и стал Васька Исправников красным бойцом. Самого Василия Ивановича Чапаева довелось видеть.

— Да ну? — удивился Захар Захарыч.

— Вот тебе и гну, — ответил важно отец. — Как тебя вот счас, видел. На коне лихом прискакал, усы — колечками, глаза насквозь тебя пронзают. Но мужик простецкий. А страху на белых напускал! Это не то, что ваша тут партизанщина.

— Ну ты брось, — обиделся Захар Захарыч. — Хошь, того-этого, подковырнуть меня? А без нас тутка с Колчаком пришлось бы туговато. Да мы тута!.. Ого! Вот хотя бы случай.

Захар Захарыч стал рассказывать:

— В Урмане, того-этого, бунт целый против колчаковских порядков поднялся. Вот они и двинули туда карателей. Из Татарки. Сабель сто, не меньше. Окровянили они там, сволочи, землю. Ну, оттуда к нам человек прибег. Так и так, ребята, выручайте. Ну мы и, того-этого, отрядишком своим и двинули на Кыштовку. Хоть и не много нас, но ребята!.. В огонь и в воду не побоятся… Ну, едем мы, а дорога никуда, весна, распутица, лошади по колена вязнут в болотистых местах. Беда. Но на вторые сутки добрались. В деревушке спешились, передохнули, разузнали, как и что. Мальца перед тем послали в то село, ну, где каратели. Шустрый такой парнишка. Елисеем звали Он нам все точно и доложил, какой дорогой будут каратели двигать. Мы их в ельничке и поджидали. Ловко получилось. С двух сторон на них, в тиски такие навроде… А было это как раз под вечер. Солнце на закате. Налетели мы на них. Ка-ак мы, того-этого, схлестнулись с ними!.. Шашки наголо и — урра-а-а!!

Захар Захарыч взмахнул рукой и так рявкнул, что огонек в лампе испуганно дрогнул и Ванька во сне зашевелился, а тетка Лукерья сказала:

— О господи! Детей ить перепугаешь. Потихоньку нельзя будто. Вот горло луженое.

— Ну, кромсай белую сволочь! — сквозь стиснутые зубы прорычал Захар Захарыч. — Што было! Они и не ожидали даже. Друг друга чуть не потоптали. Но опомнились, и зачалась рубка. Я троим башки снес, но и самому досталось маленько. Чиркнул он меня. Вот она, меточка. — Захар Захарыч потрогал выше брови косой шрам. — Легко зацепил, царство ему небесное. Версты полторы я за им, того-этого, гнался. Конь у него добрый, а мой Кургузый тоже рысак не из последних. Я его под бока, а шашку к небу. И мечу того, чтоб с плеча и до седла. А рука, поверишь, как свинцовая. И никакой боли на голове не чую. Да-а! Ну, я бы за им гнался хоть до самого, того-этого, до края земли, да тутка он с дороги да полем покатил. Я его возле сосняка и настиг. Шашку у него из рук вышиб, а он нагант выхватил, а выстрелить не успел. Я его — рраз! И напополам, как пить дать. Офицер был, золотопогонник. Токо конек заржал с испугу. Вот оно как было-то, а ты говоришь — партизаны.

У меня было такое ощущение, будто я медленно погружался в ледяную воду, от которой захватывало дух. Будто я это был и шустрым разведчиком Елисеем, и за белым офицером гнался, чтобы отомстить ему за все злодеяния. Такую жизнь прожил, слушая партизана, что сразу будто намного вырос и многое понял. И хотелось слушать еще рассказы Захара Захаровича о прошлых боевых делах. А Захар Захарыч, точно угадывая мои желания, продолжал:

— Али вот тоже.

— Да будет тебе, Захар, — сказала тетка Лукерья. — Тебя теперь и за десять ночей не переслушаешь. Што было, што не было, а все одно…

— Как это што было, а што не было? — уставился сердито на жену Захар Захарович. — Ну ты, того-этого, брось! Говори, да знай што. И не мешай нам. Залазь вон на печь и дрыхни, а нам не мешай.

Отец взглянул на полати, мне улыбнулся, спросил:

— А ты и не спишь? Все слушаешь?

— Ага! — кивнул я.

— И пускай слушает, — глянул на меня Захар Захарыч. — Пускай знает, как мы, отцы их и деды, власть нашу Советскую завоевывали. Для их ить старались. И многие за это полегли. Головушки свои положили. Вот о дружке своем, Михаиле Резине, расскажу. Замучили парня колчаковские палачи. Могилка его на веселом месте, под Меньшиковом. Ты, Василий, завтра ее ребятишкам покажи, как проезжать будете.

Захар Захарыч подобрался как-то, лицо его стало серьезным. Даже рыжеватые усы встопорщились.