Сингарелла

Супруга, — тогда к ней уже пришла очаровательная, царственная полнота, которая замедлила резкие в молодости движения и прибавила выразительности и стати всему ее облику, — в сверкающем атласном халате, демонстрируя внимание, живописно двигалась, плавно жестикулируя, и смеялась, устремив взгляд поверх головы декламатора.

…В иные миги жена походит на святую с мистических картин — иконные глаза, воздетые к незримым куполам: Кириллу кажется, что опусти он очи долу, и увидятся босые ступни — на облаке…

И он боится — туда, где вдруг, и правда, — облако…

Или страшась не обнаружить облака?

Супруга, завсегдатай небес, обворожительно пожимая полными плечами, ворковала ревниво: «И все-таки!.. Это про нашу Ларису или про нас с тобой? Или?.. Хм, пустячок!..»

Как будто не хотела принимать послесловия к напечатанному тексту, которое от руки царапнул корреспондент: это прием, позволяющий, формально отстранившись от главных героев, и тому подобное… И что сумма разных по типу очерков позволит ему нарисовать гамму… И главное передать дух бытия, характерного для новостройки…

«Художник всегда прав?..» — павши на землю и оборотившись женой, спросила святая в сторону и вниз, — и, не дожидаясь ответа, ушла в другую комнату.

Почему они никогда не ссорились? Кирилл нескор с ответами, — а жена ненастойчива в вопросах?

Ненастойчива потому, что знает все ответы?..

Но тогда играет ли роль его анданте в несостоявшихся музыках спора?..

* * *

…Да, виделись они всего раз, в кабинете Кирилла (тогда у него уже был — свой).

«А теперь, будьте добры…»

Невинной просьбой рыцарь наемного пера почти прервал рассказ о том, как, работая линейным инженером, Кирилл одушевлял для себя все монтируемые устройства, которые своими параметрами реагировали — сопротивлялись или смирялись, — на действия наладчика, внедрявшегося отвертками, щупами, тестерами в их еще непутевое существование, дабы заставить жить в нужных параметрах, в узде, заданной проектировщиками… Как разговаривал с ними: сердился, шутил, увещевал, хвалил, — и как они ответствовали ему… Да что там устройства! — всякий винтик и проводок имел свой характер!..

Эх, как он распалился, вдруг открыв в себе проницательного, лиричного и даже великодушного человека, дарующего души мертвым схемам… И удивлялся: отчего именно сейчас, а не раньше? Ведь и до сего момента его окружали внимательные и даже по-своему склонные к творчеству люди — жена, например…

И, рассказывая, видел себя со стороны — взволнованного, одухотворённого…

Но корреспонденту сверх «промышленного» рассказа захотелось услышать забавный бытовой случай…

«…будьте добры, расскажите какой-нибудь забавный случай из… человеческой жизни!»

Впрочем, и про болтики-винтики, конечно, вежливо выслушал, но почему-то, в итог, лишь вяло черкнул в блокноте.

Зато на историю «про быт» реагировал живо, хоть и немо: менялся в лице — поощрительно кивал головой, прикрывал веки, прислонял ладонь ко лбу; иногда деликатно улыбался…

Когда Кирилл закончил рассказывать, корреспондент шутливо обронил: вы так хорошо живописали, что я влюбился в обеих ваших женщин…

* * *

С самого начала журналист показался странным, похожим на потомка каких-то превосходно обрусевших иноземцев — смуглый, с точеными, аристократичными чертами лица: орлиный нос, глаза навыкат, длинная мускулистая шея… Первые же его фразы показали, что у него великолепный, но, скорее всего, несовременный русский язык, — и Кириллу стало неуютно за свой волапюк, напичканный диалектизмами родины и нового места жительства, студенческим сленгом и инженерно-техническим арго.

Однако Кирилл быстро взял себя в руки, посчитав, как уже не однажды в жизни, что лучшее в любой ситуации — оставаться самим собой. И в результате заговорил, как думал, как умел, представляя, что перед ним ровно такой же человек, что и он сам, и даже, — пусть, человек-слушатель, в данной модели, будет выпускником того же вуза, что и Кирилл, а значит понимающим с полуслова дух и музыку слов и понятий, которыми свободно оперирует интервьюируемый.

Теперь Кирилл уверен, что именно его раскованная, порой до самозабвения, речь дала такой интересный результат, как рассказ «Ништяк», который не взять с потолка, будь ты хоть трижды гуманитарно-образованным.

Кстати, Кирилл все же не удержался и в свою очередь спросил журналиста, кто он и откуда.

Интересно ведь, каких варягов нанимает главк для написания произведений по сугубо местной тематике.

Журналист что-то объяснял про договор с издательством, и успел сказать про себя: родился на Балканах, русский отец…

Телефонный звонок перебил автобиографию, а потом они стали прощаться.

При расставании, стоя у дверей, странный человек чуть порассуждал сам с собой, на минуту включив диссонанс между внятным обликом и туманной фразой: получается, вы не читали ее писем…, то есть, у вас в семье замечательная традиция в смысле чтения… — но вдруг, очнувшись, махнул рукой (не убавивши тумана): ладно, лучше скажите, — вы ни о чем из того… Или, точнее, вы довольны, э-э?..