Павел Мельников

Синие погоны

Жить в провинции я не хотел, либо Питер, либо Родина. Родина в Саратове, а мысль эта о жизни прекрасной пришла мне в голову в студенчестве. Но такому желанию сбыться не суждено, просто потому, что рок ведет меня по стопам отца. Но я всеми силами, и спасибо моему беспорядочному характеру, отклоняюсь от заданного кем-то сверху курсу.

А еще я мечтал летать. Стать летчиком, пилотом. С детства дед приучил меня к усидчивости и клеил со мной модели самолетов. Однажды купив мне один конструктор, со временем я стал клеить самолеты сам. Бабушка и дед постоянно покупали мне конструкторы самолетов, а я постоянно их клеил, раскрашивал и мечтал о чем-то высоком.

Родители в своей юности учились в Саратове на юридическом. Свое детство отец провел в глухой деревеньке у зажиточных родителей, имевших на иждивении, помимо себя в качестве младшего сына, еще двух старших детей. О детстве и юности отца я не знаю ничего внятного, в свою молодость он меня особо не посвящал, а я и не спрашивал. Закончив школу, отец пошел служить на флот, срочка, в то время служили три года. Отслужив, желая продолжить службу военным, он мечтал поступить в высшее военное, чтобы стать командиром военного судна. Его мечта могла сбыться, если бы он, так как же как и я в свое время, когда повелся на советы, не послушался сослуживца, рекомендовавшего ему поступить в Саратов на юридический. Совет его сослуживца был прост, он предлагал лишь сдать экзамен и если отец его не сдаст, а значит не поступит, он может и дальше пробовать вступить в высшее училище. Спортивный интерес отца и тяга к новому пересилили, а когда отец сдал экзамен, а его сослуживцу такая удача не улыбнулась, отец остался совершенно один в незнакомом ему городе. Но это по его же словам. Схожие истории о том, как отец тянул лямку в школе, получая тройки и корпея за учебниками чтобы исправить оценки, или как он шел в институт из Энгельса в Саратов по мосту в суровую зимнюю стужу, преодолевая препятствия, драконов, ветры и цунами, я слышал постоянно. Но только это и слышал, как ему было всегда тяжело и как он справлялся со всеми сложностями и превратностями судьбы. А на втором курсе он встретил и мою мать.

Мать родилась в Польше, но это был еще совок, хотя что такое совок не знаю, я миллениал, говорят что там не было секса и всеми руководил Сталин и ему подобные. Ее отец, мой дед, был военный, и слонялся по службе по всей стране, минуя две столицы, Питер и Москву, там ему служить не предлагали, там мы и дня семьей не жили. После долгих скитаний деда, когда он таскал за собой семью по гарнизонам, он остановился в Саратове. Осели и познакомились. На втором курсе. Почему мать пошла на юрфак не знаю, да и знать не хочу, я не Радзинский, чтобы знать все эти древа родословия. После знакомства и видимо, романа, отец переехал к матери, точнее к ее родителям, а потом родился я. А перед этим они и поженились. Я посчитал дату свадьбы и дату своего рождения, рожден был по залету.

Оба окончили институт в одно время, отца распределили в Сухиничи, он еще говорил, что искал это место на карте, не знал даже примерно где это, ну как и всякие истории о покорении высот и преодолении препятствий на пути в школу, институт и работу, и прочего отец поехал на работу. В прокуратуру. Мать и ее же студентов на факультете не распределяли, она хотела остаться в Саратове и думала, что и отец рано-поздно, переберется туда же, поэтому мать пошла в областной суд в какой-то архивный отдел. Пока отец работал в этих Сухарях, а я с матерью и ее родителями находился в Саратове, попивая молоко, пока не прорезались зубы, смотрел Санта Барбару, Любовь и тайны и какого-то усатого детектива, такого же, видимо, как на плакате «1984», какой-то усач. До двух-четырех лет я был в Саратове, а потом мать собрала меня и сумки и поехала к отцу на обживание, потому что не словить ни единого шанса остаться всей семьей в Саратове, родители говорили мне, что они пытались остаться в Саратове, пытались устроиться и им даже обещал какой-то там прокурор Волжского района дать им место, обоим, но не вышло, слово дал и слово взял. Мать устроили, кто бы мог подумать, в прокуратуру в этих же Сухарях. Меня водили в ясли. Мать была помощником прокурора, следаком, отец уже дорос до заместителя, до этого тоже был следаком, пригрев место, свою должность отдал матери. Пока я рос в саду как цветок или сорняк, росли по службе и родители, перед новым тысячелетием отец стал судьей, а вскоре и мать. А я пошел в первый класс. В некоторой степени они уже были известными людьми до своих тридцати, в этих Сухарях.