Для только что поступивших в институт существовало, конечно, негласное правило, если уж ты точно хочешь поступить, значит помогай в строительстве общежитий. На деле, место учебы представляло из себя подобие студенческого городка, где имелись корпусы различных институтов, общежитий, местной поликлиники, кафе. Больше, я не заметил ничего. И вплоть до первого сентября перед днем знаний приходилось на протяжении полумесяца, наряжаясь в чем не жалко, работать в поте лица, перетаскивая меблировку для тех, кому повезет жить в общежитии. Так и таскали: столы, шкафы, порой даже красили стены, убирали всю придомовую территорию вблизи общежития, мусор и иные отходы мы таскали, проходя мимо развесистых и красиво разукрашенных плакатов под эгидой той партии, куда потом вступлю, выкрикивающей лозунг «для будущих студентов и семей», с указанием стоимостей проектов общежития и сроков сдачи объектов в эксплуатацию. Но проходя мимо, радуясь тому, что удалось поступить в престижный ВУЗ, я этого не замечал, напротив, даже на тех порах уже смог познакомиться с теми, с кем бок о бок пройду все пять лет обучения.
В конце первого курса обучения пришло известие о назначении нового директора института, чей сынок учился со мной в группе. За весь его период обучения совместно со мной я наблюдал за его успехами, но разницы между ним и средними не обладающими подобными связями студентами, не видел. Он всегда получал высшие баллы по всем возможным предметам. Некоторые преподаватели, из списка тех кому не сложно сказать кому бы то ни было правду-матку, высказывались порой о недовольстве полученных ответов отпрыском, желая поставить выскочку на место, но тот, явно огорченный «несправедливостью», летал шальной пулей жаловаться отцу в директорский кабинет, в результате чего он конечно же получил свой красный диплом в «неравной схватке». Поговаривали, что директор метил на пост ректора этого ВУЗа и мечтал возглавлять целую академию, однако по окончании учебы своего сыночка кто-то на ранг выше его поставил строгое условие: либо он и дальше грезит и пытается стать ректором, либо уходит и тогда его сынишку устраивают на работу в прокуратуру в городе. Поскольку в Саратове устроиться на работу, мягко говоря, без связей невозможно, да и с ними не легче, папаша решил освободить свое кресло и повесить протертые форменные штанишки на вешалку, тем самым сумев помочь отпрыску устроиться. Вместе с тем, на севере нашей страны всегда ощущалась нехватка кадров и туда этого сыночка, как и любого из нас, могли бы взять на службу с руками и ногами, но куда уж папаша отпустит свою кровинку так далеко, лучше рекламировать такую службу в северных широтах нам, чужим для него студентам, далеко не близким его окружению «детям», судьба которых нашего директора совсем не волновала, тогда директор приходил в лекционный зал и всех нас уговаривал вплоть до последнего курса думать о службе на севере.
Тем временем, моя учеба проходила под диким скрипом несмазанных шестеренок старейших часов. Сталкиваясь с почти непреодолимым препятствием вышеупомянутого директора института, которому я ой как почему-то не нравился, я чуть ли не каждый учебный год висел в списках на отчисление. Занимаясь спортом и все еще продолжая мечтать о высоких достижениях, я частенько пропадал на всевозможных спортивных сборах, длящихся в лучшем случае, месяцами и естественно, в удаленности от места обучения, учиться как все я не мог, а значит нарушал правило института номер два. Каждый семестр меня вызывали на «ковер», так называли «директорат», где стоя перед седовласым директором и его дрессированными подданными, которые только и умели повторять фразы начальника, я оправдывался за то, что не посещал учебные занятия. Несмотря на всевозможные разрешения от спортивных федераций, позволяющих мне ради спорта не ходить в институт, а также факта своего скромного членства в сборной страны, что обязывало к регулярным тренировкам, я получал суровые наставления и отголоски директора с его правой рукой декана, они-то и выговаривали, что вместо меня в лекционном зале пора ставить весло. Но стоит сказать, что своего сыночка, который вдовесок еще и музыкант, чей талант пойдет на скромные бары-рыгаловки, директор все же отпускал, освобождал от занятий в дальние путешествия и музыкальные туры, чем он и пользовался и со своей группой, словно цыганский табор из бременских музыкантов, путешествовал на концерты, а мне в дальнейшем пригодился лишь опыт переживаний на коврах начальств.
Первый звонок, прозвучавший так тихо, что и не заметил, который обратил мои жизненные цели и взгляды на жизнь в сторону деградации, произошел тогда, когда я встретил свою будущую и уже бывшую жену.