Синие погоны

В итоге, служа в армии, я как и раньше, трахался беспробудно. Моя сожительница еще не приехала в Саратов, лето еще не кончилось, она была где-то у родителей, меня она не интересовала, остаток лета мне было с кем провести. Та песня, где парней так много холостых на улицах Саратова, а я люблю женатого, казалось, была в точности про меня. Жена тоже не забыла про меня и видимо, изголодавшись, сама просилась прийти ко мне, у нас был единственный секс, но думаю, что ей понравилось, я старался. Больше мы не встречались по такому поводу.

Служа на защиту родины, я испытывал постоянную потребность наполнять живот едой и давать работу желудку, но от разрушенных отношений с еще законной супругой надеяться на ее посещения меня с контейнерами еды в помощь бедолаге не мог, поэтому прибегал к помощи девушек, своих внушающих по количеству представительниц противоположного пола, которые охотно готовили в своих кухоньках шедевры кулинарии или покупали из местных ресторанов быстрого питания бургеры. На зависть мажорам-сослуживцам, к которым ежедневно приезжали их славные родители с гостинцами, заботясь о каждом упавшем с их головы волоске на службе, ко мне приходили толпами девушки, которые пожирали меня одетого в военную форму солдатика и открыто высказывали желание эту форму снять для продолжения «банкета». Каждые выходные я проводил то с одной, то с другой, по возможности, уходя в самоволку к себе домой для встречи с очередной, а после прибывал на службу словно штык, да и с иголочки одетый, благо было кому мои вещи утюгом нагладить, здесь была очередь, но сам я разучился гладить утюгом. Но не все было гладко и не так красиво. Работа здесь была хоть и не физическая, но нервишки потрепала здорово. Начальство с самого утра заправляло меня деньгами для покупки булок для полноценного завтрака, что было и так уже знакомо, на протяжении дня какие-то задания, выполнение которых поручалось только опытным офицерам, а к концу дня уборка кабинетов и придворовой территории, и данные процедуры подразумевались каждый день до конца службы. Ни о каком развитии человека и опыта для будущей жизни речи быть не могло. На таких как мы, для большинства из которых место для службы в центре города, выделялись из кармана богатеньких родителей в виде явной взятки, пахали как на лошадях в поле. Спустя лишь год, оценив свою жизнь я понял, что на нас экономили во всем, никакой еды не предполагалось, хочешь питаться – езжай в часть и ешь в столовой, но к назначенному сроку будь как штык, хочешь работать, тащи личный компьютер из дома и выполняй поручения, хочешь ночью спать – тащи раскладушку и спи. Все за свой счет и лично тянуть финансовую ношу было для меня в какой-то момент неподъемно. В итоге, ни уборщицы, ни охраны, никого из необходимого списка обеспечительного персонала в прокуратуре не было, все держалось на солдатах, таких как мы, а за счет мертвых душ из списка выше, которым перечислялись денежные средства в виде заработной платы из центральной бухгалтерии, состав прокуратуры негласно пополнял свой финансовый достаток, и этой методике заработка позавидовал бы сам Кийосаки. Хотя, это может быть мои тупые догадки.

Я писал речи для прокуроров, просто потому, что зачитывался делами, литературой и кодексами, но реальный выхлоп за это получал лишь только тот, кто воспользовался ими на суде, представляя сторону обвинения. Иногда мне поручали и проверки уголовных дел за ночь, в то время как заместитель прокурора уходил с работы в шесть вечера. Перебрав всю гору дел, доставленных ко мне и найдя в них множество весомых ошибок, которые на утро я представил шефу, пересмотрев все мои заметки, он лишь отпустил меня на несколько часов погулять по городу, в то время как глупых мажоров он отпускал и просто так на полноценные сутки.

Слишком удобная работа была у сотрудников военной прокуратуры. Если ты умен, то работал на конкретного помощника: писал за него документы, судебные речи, статистику, вел журналы учета. А если глуп, носил булки, относил и приносил из химчистки одежду, воду. А если ты раб, коим я и являлся, то делал все вместе взятое, даже делал уроки с сыном прокурора, и впадал в зависимость лишь от настроения своего «вассала», который мог бы вспомнить о тебе за поеданием очередной купленной мной булки, просматривая любимые передачи по телеку в своем кабинете и уходя ровно в шесть вечера домой, а мог и не вспомнить, так и уйдя, не дав мне хотя бы час побыть на воле.