Завороженная и замороченная, я радостно отдаюсь в руки человека, разглядевшего мою мнимую тигриную природу. Голова слегка кружится, сердце стучит. Мои глаза как будто извергают огонь, и я удивляюсь, как не прожигаю взглядом дыру на ковре или в обнаженном торсе друга Эреля, иногда заглядывающего в комнату. Он смуглый и мрачный, как киношный наемный убийца.
Я так и не получаю позволение глянуть в зеркало, а мы уже едем в клуб. В машине мы всю дорогу пьем коктейли, поэтому в клубе, надевая новые туфли, я хватаюсь за стенку, не способная устоять без поддержки. Какое-то волшебство помогает мне сохранять равновесие на каблуках, и я уже не боюсь упасть. Я легкая, почти невесомая. Скорее вспорхну к потолку, чем рухну на пол. Я ощущаю себя выше и увереннее.
Музыка окружает нас живым, пульсирующим коконом.
– Я люблю музыку, – страстно признаюсь я, обожающе глядя на Науэля. – Я люблю ее.
– Я тоже, – серьезно отвечает он и раскладывает на круглом столике косметику. – Закрой глаза.
Науэль прикасается ко мне шестью разными кисточками, наносит тени на веки, тушь на ресницы. Обводит губы карандашом, закрашивает их помадой. Мои пальцы теплеют, а потом начинают дрожать.
– Было бы хорошо еще длинные серьги, – мечтает Науэль вслух. – Я мог бы дать тебе свои, но у тебя уши не проколоты.
Он припудривает мне нос и подбородок, потом проводит по щекам чем-то гладким, не похожим на щекочущие щетинки кисточки.
– Пальцы? – я открываю глаза.
– Да, мне так удобнее распределять румяна.
Я смотрю в его глаза. Столик, за которым мы сидим, маленький, и лицо Науэля очень близко. Под моей кожей, следуя за прикосновениями его пальцев, перемещаются удовольствие и боль.
– Ты впервые прикоснулся к моей коже.
– Да? – равнодушно спрашивает Науэль, как будто в этом нет ничего особенного.
На этот вечер он надел «вампирские» линзы, и его глаза ярко-красные, с вертикальным зрачком. Они подкрашены густо-густо, и на черных от подводки веках сверкают крошечные бриллианты. Но взгляд лишен всякой искусственности, как будто человеческая суть выглядывает из вычурной, фантастичной оболочки. Я чувствую, как что-то раскрывается во мне. Есть вещи, которые, однажды освободив, уже не можешь возвратить на место. Они становятся неподконтрольны, начинают жить своей жизнью. Как лист, прорвавший почку. Как цыпленок, вышедший из яйца. Как слеза, выкатившаяся из уголка глаза.