Микель приветствовал нас бурно как никогда, но это не помешало нам заметить Анник, метнувшуюся к выходу, и Дьобулус вопросительно поднял брови.
– Мы просто разговаривали, играли в видеоигры, – пробурчал Микель.
Позже я поднялась в кабинет и застала хозяина дома проповедующим:
– Анник невинна. Ее следует поберечь.
Микель выслушивал его с помидорно-красным лицом.
Я оставила их наслаждаться общением, возвратившись только час спустя.
Большой экран на стене был включен – Дьобулус смотрел новости. Сообщали, что для обсуждения назревших между двумя странами проблем приезжает ровеннская делегация во главе с их правителем. Дьобулус выглядел каким-то загруженным, и я решила его не беспокоить. Уходя, я бросила взгляд на не замеченного мною ранее Микеля. С безмятежным видом он свернулся в кресле, поглаживая одну из своих голохвостых любимиц. Каким-то образом по завершению беседы о целомудрии ему удалось не удариться в поспешное пристыженное бегство.
Остаток дня я провела в своей комнате, прислушиваясь к завываниям ветра, раскачивающего деревья, и читая истории болезни. Я пыталась уловить нечто общее, тот признак, по которому Эрве объединил их. Чужое несчастье излагалось по-врачебному сухо, но краткость изложения лишь заставляла задуматься над тем кромешным отчаяньем, что порой было обозначено всего-то парой слов. Все эти люди были несчастны. Они слишком цеплялись за прошлое и, с точки зрения нормального человека, частенько вели себя нелогично. Они не могли выстраивать здоровые отношения, были склонны к зависимостям, а по ночам долго лежали без сна, придавленные тяжестью жизни. Когда им наконец удавалось уснуть, они видели дурные сны.
Утомившись, я вытянулась на кровати и, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, задумалась над тем, что мешает нам жить. Почему счастье оставляет нас сразу, как только заканчивается, а боль, страх, разочарование въедаются в кости, остаются внутри навсегда? Мне вдруг захотелось пойти в комнату Науэля, извиниться за то, что была груба с ним. Послушать вместе пластинку, поболтать, просто посмотреть на него. Его поведение уже не казалось мне ранящим и обидным. Я простила Науэля.
– Дождь зовет, – объявил Дьобулус, вдруг материализуясь возле моей кровати.
– Что за привычка подкрадываться?
– Осталась с тех времен, когда все приходилось делать самому, – очаровательно улыбнулся Дьобулус.
Я вспомнила горячие прикосновения его губ. Как это ни печально, но я чувствовала симпатию к нему. Хуже того – нечто в нем притягивало меня с самого начала, несмотря на его жестокость и весьма сомнительный род деятельности.
– Я принял окончательное решение встать на твою сторону, – продолжил Дьобулус. – Тебе очень повезло, не то я сдул бы тебя, как пылинку. Собирайся.
– А я бы, разозлившись, обрушилась на тебя, как кирпич. Куда мы?
– Не куда, а к кому.
– К кому?
– Навестить одного старого друга.
– Нет у меня старых друзей.
– С этим, будь уверена, ты хорошо знакома.
Дьобулус был явно настроен морочить мне голову, и я прекратила расспросы. Молча натянула темно-серое шерстяное платьице (одно из выбранных вчера), прошлась расческой по волосам, и мы поехали. На этот раз без охранников, но в машине с затемненными и, я уверена, бронированными стеклами.
– У тебя много врагов?
– Сотни. Тысячи, – усмехнулся Дьобулус.
Я молча кивнула, не готовая развивать опасную тему. Машина скользила по асфальту с плавностью движущегося по воде лебедя. Я была так задумчива, что не замечала ни времени, ни расстояния, и удивилась, обнаружив, что мы добрались до Льеда. Опять этот город! Я ни секунды не скучала по нему.
Дьобулус протянул мне руку, помогая выбраться из машины. Недавно прошел дождь, и в лужах отражались неоновые вывески, пятнами разноцветного света освещающие откровенно злачную улицу. Мы стояли напротив бара «Разбитая луна». В окне призывно мигал сложенный из светящихся трубок стакан.
– Тебе лучше пойти без меня. Опять ты без пальто… возьми мое, – сняв с себя пальто, Дьобулус набросил его мне на плечи.
– Как я узнаю того человека?
– Узнаешь, будь уверена.
– Ладно. Если ты бросишь меня и уедешь, я вернусь пешком и подожгу твой дом.
– Ничего не поделаешь. Я построю себе новый.
Внутри бара, как и следовало ожидать, оказалось темновато и грязновато. Поток холодного воздуха, ворвавшийся за мной, колыхнул сизый дым. Я осмотрелась. Кого я должна здесь встретить? Эти испитые лица не вызывали желания завязать беседу. Мой взгляд блуждал недолго, а потом застыл, застрял на этом человеке. Науэль упоминал об отце так редко и уклончиво, что я даже не могла понять, жив ли он. Одно было для меня кристально-ясным: Науэль его ненавидит. Ненависть так и переполняла его, сочилась, как яд.
Я поплотнее запахнула пальто, подошла и подсела за столик. Отец Науэля обратил на меня тяжелый, сонный взгляд.
– Если ты хочешь выпить, красотка, сходи сама. Здесь паршивое обслуживание, они не пошевелятся.
– Я хочу просто посидеть.