– Невозможно так повлиять на человека, чтобы он взял и перестал быть мрачным, жестоким или просто плохим. Но можно показать ему, каким еще он может быть. Для начала я отвез Микеля в свою страну, позволил ему гулять вольно, бродить среди зарослей, как зверь. Я разговаривал с ним, не требуя ответов – чтобы приучить его к себе, не вызывая стрессовую реакцию. Не входил в его комнату без позволения – чтобы дать ему понять, что у него есть место, где он может спрятаться и успокоиться. Подарил ему несколько крыс. Крысы умные и отзывчивые на ласку животные. Играя с ними, Микель привык физически контактировать с живыми существами. По возвращению в Роану, заметив интерес Микеля к музыке, я купил рояль и нанял учителя. Кроме того, мне очень помог Науэль. К нему Микель быстро почувствовал симпатию, как будто один сломанный ребенок притянул к себе другого. И Микель начал оттаивать. Год назад я предложил ему пойти в школу. Там он долго не продержался, зато у него появилась Анник.
Я кивнула. Убийца и ребенок… кажется, я научилась ничему не удивляться, но все же странное сочетание.
– У меня тоже был ребенок. Даже двое.
– Расскажи мне.
Просьба почему-то не вызвала протеста. Я прикурила сигарету и начала:
– Когда мне было семнадцать, я начала встречаться с парнем. Я была уверена, что он моя судьба. А потом я забеременела, и он бросил меня. Я не сознавалась родителям, но, конечно, со временем они сами все поняли и выгнали меня.
Блуждая вокруг дома в сумеречном от шока состоянии, я наткнулась на Янвеке. Он был старше меня на несколько лет, работал в фирме и уже около года жил один, разорвав отношения с отцом и матерью. С детства он был влюблен в меня – без тени взаимности. Заметив, что я не в себе, Янвеке начал меня расспрашивать. Я рассказала, что мне некуда пойти. Тогда он предложил мне поселиться у него. Но при одном условии: мы поженимся. Хотя я была уверена, что он заметил мое положение, я объяснила, что не могу согласиться, так как беременна. Он сказал, что это неважно. У меня не было друзей или родственников, у меня не было денег, мне было страшно. И я приняла его условие.
Мы поженились. Поначалу все было вполне сносно, но я замечала, что Янвеке неприятно видеть мой живот, он не желает обсуждать ребенка, собирающегося появиться на свет, и любое упоминание о моем бывшем парне вызывает вспышку ярости, как если бы Янвеке предпочел сделать вид, что до него у меня никого не было. Я старалась прятать свое тело под свободной одеждой, но с каждой неделей беременность становилась очевиднее, как и тот факт, что Янвеке тиранит меня. Он находил меня везде, где я пыталась от него спрятаться, не давал мне ни минуты покоя. Я чувствовала себя очень несчастной.
После рождения сына стало еще хуже. Когда Тэо плакал по ночам, Янвеке просыпался, начинал вопить на меня, на малыша, и мне становилось страшно. Хотя к тому времени я уже возненавидела мужа, я перешагивала через себя, старалась умилостивить его, чтобы он перестал отравлять нашу с сыном жизнь. Все вроде бы улеглось, Янвеке начал относиться к Тэо терпимее. Или так мне казалось.
В кухне нашего дома был большой, прикрытый крышкой люк, ведущий в подвал. Я считала люк небезопасным и много раз просила Янвеке заделать его. Но он держал в подвале свой хлам и настаивал, что ему удобно спускаться туда из кухни. Однажды утром я проснулась от сильной зубной боли. Я промучилась все утро, но к обеду боль стала невыносимой, щека опухла. Клиника находилась совсем рядом, и, сдавшись, я попросила Янвеке присмотреть за Тэо, пока я схожу к врачу. Он на удивление легко согласился.
Я вернулась через час… Янвеке встретил меня с белым, мертвенно-спокойным лицом и произнес единственное слово: «Люк». Я сразу все поняла… побежала в кухню… крышка люка была поднята. Посмотрев вниз, я увидела кровь на бетонном полу подвала. Тэо лежал в комнате, на диване, застеленном полиэтиленом во избежание порчи обивки – впоследствии это показалось мне страшным цинизмом. Уже ничем нельзя было помочь. Он умер еще до моего возвращения. Ему был год, месяц и четыре дня.
Подошедший Янвеке начал уверять, что не знает, как это могло случиться. Тэо играл в гостиной, когда Янвеке понадобилось взять что-то из подвала. Только он спустился вниз, как услышал звук падения за спиной, и даже не сразу осознал, что это может быть ребенок. Все произошло так быстро, как будто мой сын мгновенно переместился из одной точки пространства в другую. «Я бы никогда… Поверь мне. Поверь». Возможно, если бы он кричал и плакал, рассказывая все это, я бы поверила. Но все его чувства, казалось, накрыла стеклянная крышка. «Ты сделал это нарочно, – сказала я. – Ты убил его, потому что ненавидел».
Ночью я подожгла диван. Горький запах дыма разбудил Янвеке. Когда он выплеснул на пылающую обивку ведро воды, я пообещала: «Дальше гореть будешь ты».