Синие цветы I: Анна

– Он выглядел в точности как ты, вернее, кошмарная версия тебя. Он говорил о тебе ужасные вещи! – вскрикнула я, прервав дальнейшие попытки Науэля заморочить мне голову.

И затаила дыхание, ожидая, когда Науэль произнесет что-нибудь вроде: «А уж что я могу про него рассказать…» Но он молчал.

Моя привязанность к Науэлю была как большое дерево. Она питалась убежденностью, что, какое бы впечатление он ни производил, что бы ни говорил, на самом деле он человек пусть запутавшийся и неоднозначный, но не плохой. С тех пор, как обстоятельства соединили нас друг с другом на семь дней в неделю, его распущенность, его цинизм, его небрежная грубость, его поступки, которые я наблюдала сама и уже не могла отнести на счет лживых сплетен, были как удары топора для моего дерева. Встреча с отцом Науэля стала очередным и сильнейшим из них, и дерево пошатнулось. Науэль унаследовал внешность этого человека… по их сосудам бежала общая кровь… Если бы на этом проявления их родства заканчивались… Мне нужна была его откровенность, хотя бы для того, что сохранить в себе веру, что между нами еще остается близость. Я не получила искренности, как не получала никогда.

Микель, объявившись в момент, когда тишина стала совсем уже невыносимой, потянул Науэля за рукав.

– Тебе звонят.

Я не собиралась подслушивать. Просто Науэль все еще разговаривал, когда я шла к себе в комнату, и мой путь пролегал мимо библиотеки, дверь которой была приоткрыта. Его интонации были мягкими, как пух цыпленка.

– Я хотел бы увидеть ошметки его плоти на асфальте. Почти уверен, что не выдержу и прикончу его в одну дождливую темную ночь, а Лисица потом докажет, что я был не в себе, что мою душу захватили демоны, – Науэль выслушал ответную реплику и согласился: – Да. Да! – он рассмеялся. – Ты прямо как холодный пломбир для моих раскаленных нервов. Хотелось бы мне быть сейчас рядом с тобой. Я скучаю по тебе, обожаю, люблю тебя, Ирис.

Это был финальный залп для меня, и я ударилась в бегство.

– Аннаделла! – закричал Науэль, выскакивая из библиотеки.

Я бежала по коридору, вдоль настенных светильников, источающих приглушенный теплый свет, пока не угодила прямо в объятия ожидающего меня Дьобулуса. Покорно я проследовала за ним в его кабинет, где Дьобулус усадил меня в кресло и протянул мне бокал коньяка. Я едва понимала происходящее. Вокруг все падало, меня оглушал грохот. Я чувствовала острую боль в груди, как будто в меня выстрелили.

Не произнося ни слова, Дьобулус присел на подлокотник моего кресла. У него был несомненный дар говорить и молчать исключительно вовремя. Часто использующееся в любовных романах выражение «разбитое сердце» звучало, как мне всегда думалось, напыщенно и надуманно. Но так это ощущалось сейчас – как будто пульсирующий комочек плоти внутри меня разрывается на куски.

– А для него это только надпись на майке, – сказала я, и Дьобулус понял.

– Ошибаешься. Вокруг этого самого кресла все в осколках. Вот, милая, выпей еще.

– Я не хочу любить его, – пробормотала я и, отпив, закашлялась.

К рассвету я была все еще живая, но ужасно пьяная, с дикой головной болью. Сквозь стену сигаретного дыма лицо Дьобулуса казалось белесым. Дьобулус гладил бокал, снова полный, своими маленькими белыми пальцами.

– Не хочешь – не будешь, – протянул он задумчиво и, бросив в бокал одно из своих колец, заставил меня выпить жгучую жидкость до дна.

8. Цепи и веревки

I'm building a wall,

Everyday it's getting higher.

This time I won't end up

Another victim of love.

Erasure, “Victim of Love”

Меня разбудили звуки рояля. Я находилась в своей комнате – должно быть, Дьобулус перенес меня сюда после того, как я заснула в его кабинете. Перевернувшись на спину, я прислушалась. Мелодию никак нельзя было назвать умиротворяющей, но ее эмоциональность проходила сквозь меня, не задевая.

Внутри меня было тихо. Настоящий штиль. И только отчетливый холодок, словно мое сердце превратилось в льдинку, напоминал о событиях прошедшей ночи. «Удивительно, – подумала я, – поразительно». Но я на самом деле ничего не чувствовала.

Я встала и начала одеваться, ощущая легкость во всем теле, как будто с меня сняли привычные кандалы. Я не знала, может ли человек, даже такой могущественный, как Дьобулус, вырвать из другого человека сильное чувство одним лишь усилием воли, но пока мое спокойствие со мной, им нужно наслаждаться. Я выбрала голубое платье с белыми полосками. Причесалась, подкрасилась. Сегодня мне понравилось мое отражение, несмотря на похмелье. Я выглядела как взрослая, элегантная, уверенная в себе женщина. И меня все еще восторгала моя новая прическа.

Я умылась и спустилась как раз к обеду. Вежливо поздоровалась с присутствующими и села напротив Науэля, выглядящего подавленным. На нем была темно-синяя рубашка с короткими рукавами, надетая поверх черной водолазки. На любом другом это смотрелось бы невразумительно, а на нем – стильно.