– Ты должен был умереть, когда демон прошел сквозь твое тело. Но вместо этого он застрял в тебе, как пуля в камне. Не знаю, как это получилось… но ты оказался для него слишком твердым. Возможно, это одна из тех невероятных способностей, что люди порой демонстрируют в экстремальных ситуациях. Затем «пуля» рассыпалась, частично вернувшись в состояние первичной материи. Оставшись в тебе, материя наделила тебя особыми силами. И все же созданная для уничтожения всего живого «личность» чудовища уцелела, слилась с твоей душой, отравив ее.
Я кивнул – порой я ощущал демона в себе отчетливее, чем собственную душу.
– Он хочет убить тебя, Илариус, – сообщил я.
– А ты?
– Я никого не хочу убивать. Мне было очень жалко мою собаку.
С большим усилием мне удавалось контролировать демона, но мы оба – я и Илариус – понимали, что это не продлится вечно. В любой момент я мог сорваться, и Илариус, проводящий рядом со мной большую часть дня, стал бы первым убитым мною человеком. Он об этом не тревожился. Думаю, он давно принял решение пожертвовать собой ради дела. Его гибель была вопросом времени. Я все еще не мог припомнить лица своих родных, но понимал, что когда-то сильно любил их, потому что частицы этой любви еще какое-то время витали во мне, пока не осели под весом привязанности к Илариусу.
Когда я вел себя спокойно, не позволяя себе выплескивать агрессию, моя температура не понижалась с отметки в сорок три градуса. Мое тело одновременно быстро погибало и с не меньшей скоростью восстанавливалось. Это было мучительно, но я привык. Иногда я наносил себе ранения – с молчаливого одобрения Илариуса. Если хочешь крови, демон, пей кровь своего хозяина. Раны поразительно быстро заживали.
– Ты превращаешь первичную материю в новые клетки взамен уничтоженных – процесс регенерации, которому ты неосознанно научился, – объяснял Илариус. – При этом ты тратишь Силу, но, пока ты в Роване, ты всегда можешь почерпнуть ее извне. Сгустки первичной материи обладают свойством притягивать к себе ту, что свободно рассеяна в пространстве, а ты как раз представляешь собой такой сгусток. Это медленный процесс, так что соблюдай осторожность: оказавшись вне доступа к Силе или же тратя ее слишком расточительно, ты заболеешь. Твой организм адаптировался к первичной материи, и при ее нехватке у тебя возникнет истощение, само по себе способное привести к смерти, даже если демон будет так гуманен, чтобы на время оставить тебя в покое.
Я понимал, что Илариус приставлен ко мне не просто так. Он натаскивал меня, как охотничьего пса. Он учил меня пользоваться моими способностями, но не только. Он также очень много рассказывал мне о Роване: ее историю, легенды, сказки, о ее богах и демонах, чудесах и ужасах. Я чувствовал, как в моей душе черное и белое начинают отделяться друг от друга. Со временем они заняли в моей голове свои места, одно слева, другое справа, подобно тому, как мое природное добродушие и втиснутая в меня злоба разместились в моей душе напротив друг друга.
Неожиданно начала возвращаться память. Вспоминались книжки, игрушки, моя сестра (у меня была сестра!), лицо моей матери и вскоре – отца. Но утерянные фрагменты того кошмарного дня и события нескольких последующих суток я так и не смог восстановить. Впрочем, не то чтобы я стремился пролить на них свет.
Илариус начал выводить меня за пределы лаборатории – я по-прежнему жил там, но теперь в настоящей комнате, а не в камере. Мне было уже шестнадцать, и за четыре года я забыл, как это – снаружи. Небо казалось таким высоким. Даже слишком. Конечно, мы бывали только в безлюдных местах, так как я представлял для людей потенциальную опасность.
Однажды Илариус позволил мне искупаться в речушке, на которую мы случайно набрели в лесу. Все воспринималось иначе теперь, когда я знал правду. Я чувствовал Силу в потоках воды, знал, что моя кожа впитывает ее. Как вода, Сила была прозрачной и чистой, но мгновенно чернела, смешиваясь с грязью внутри меня. Но я надеялся, что когда-нибудь меня промоет дочиста, и старался не страдать из-за того, что не могу изменить. Просто наслаждался жизнью. Свободой!
– Фактически, ты маленький бог. Да, ты ограничен в возможностях и привязан к определенному пространству, но – бог, – сказал мне Илариус, когда после купания я вышел на берег, улыбаясь до ушей.
В Роване я был изуродован; но только в ней мог быть излечен. Если какая-то тяжесть еще оставалась в моем сердце, то Илариус извлекал ее – камешек за камешком. Расчетливо и целеустремленно он взращивал во мне любовь к Роване, приучал меня быть ей преданным, как и он сам. Он как будто говорил мне: «Она – это я, а я – это все, что у тебя есть».
Позже он начал брать меня с собой в поездки. Он показал мне обнесенные колючей проволокой, оставленные людьми города, руины которых населяли неугасающие призраки. Зрелище было угнетающее.