Синие цветы I: Анна

Он обнял меня, и я затихла, покорно прижавшись к нему. Над плечом Дьобулуса я видела, как ровеннцы складывают тела в машины. Как это ужасно – быть его врагом. Но если он твой друг, он действительно поможет тебе всегда, когда ты попросишь о помощи. Я не знала, считать себя аморальной или везучей. Сейчас я чувствовала себя его ребенком. Плотью от плоти, кровью от крови. Он заполнял какие-то пустоты в моей душе, и вся эта боль нелюбимости, что преследовала меня в моем холодном скучном детстве и позже, в доме Янвеке, обесцвечивалась, пропадая. Я вдруг обнаружила, что не помню лица своих настоящих родителей. Дьобулус стер их.

– Впереди сплошной туман, – пробормотал Дьобулус, отстраняясь от меня. – А времени осталось так мало, что вряд ли что-то успеет проясниться. Впрочем, это ваше испытание, и вы должны пройти его до конца, ждет вас победа или поражение. Разберитесь с Центральным Банком, затем залягте на дно на неделю. Мой друг вас приютит, – Дьобулус извлек из кармана и протянул мне конверт. – Здесь адрес, деньги, билеты на самолет, поддельные документы и визы. Если Науэль откажется от них, объясни ему, чем самостоятельность отличается от сумасбродства. Запомни, все встречи – в Парке Исчезающих Теней. Если наши призраки и опасны для вас, то для чужаков, пришедших с дурными намерениями, они в сто раз опаснее, поверь мне. И последнее – передай Науэлю вот это, – Дьобулус вложил что-то мне в ладонь. – Это был последний раз, когда я залечивал его рану. Моя опека давно тяготит его. Теперь я отпускаю его, пока он меня не возненавидел.

Раскрыв пальцы, я посмотрела на ладонь – это была пуля, извлеченная из груди Науэля.

Дьобулус и его свита оставили меня, и я провожала взглядом вереницу машин, пока огни фар не погасли во тьме. Затем мои мысли вернулись к тому, что я совершила сегодня. Я убила человека. Что самое ужасное – выпустив в него одну пулю, я хладнокровно добила его следующей. Вероятно, после совершенного я должна была чувствовать себя другим человеком. Но ощущала себя прежней.

«Я все сделаю ради тебя: украду, подставлю, убью. Я не побоюсь взять это на себя».

Тогда я восприняла слова Науэля как демонстрацию цинизма и равнодушия к человеческой жизни. Сейчас же я осознала, что это было замаскированное, экзальтированное, грубое, но все-таки признание в любви. Любви, заставляющей тебя пойти на что угодно, лишь бы защитить человека, который тебе дорог – даже если потом ты не сможешь простить себе собственных поступков, даже если твоя жизнь навсегда останется омраченной.

Колючая ревность Науэля, его редкие проявления нежности, уверения Дьобулуса, Ирис, кого бы то ни было, не могли убедить меня в его чувствах. Но теперь я прозрела и поразилась: как я умудрялась не замечать? Почему так боялась разочарования, что не позволяла себе поверить? Чего я ждала от него? Что он позовет меня замуж? Это же Науэль. Его крученая логика запутаннее, чем его сексуальные отношения.

Пока я стояла как громом пораженная, из заброшенного здания, жмурясь на серенький рассвет, вышел Науэль. Минут пять он своими непослушными руками пытался зажечь сигарету и, наконец затянувшись, с недоумением осмотрел свой свитер, запустив палец в дырку на груди. Я понимала его чувства: Науэлю сегодня тоже пришлось поверить в то, что столько лет казалось невозможным.

– Кажется, у нас в машине был термос с кофе, – выдавил он.

– Ага.

Науэль побрел к машине, загребая снег и раскачиваясь, как пьяный. Отсутствие Волка он осознал не скоро.

Спустя два дня, в Карвалии, пограничной области Роаны, мы открыли металлическую банковскую ячейку и с трепетом заглянули внутрь. Там лежала аудиокассета, упакованная в голубую оберточную бумагу.

14. Призраки и химия

Don't meddle with her heart, meddle with her mind

Meddle with the things that are inside

You don't know what you'll find

You don't know what she hides.

Little Boots, “Meddle”

«C каждым днем мое сознание заполняет хаос. Этот процесс неспешный, но верный, и у меня нет ни малейшего сомнения, что однажды картина прошлого окажется утерянной полностью. Пытаясь понять, что со мной, я проштудировал справочник по психиатрии, но отыскать ответ не удалось. Меня терзает странное чувство. Как будто эта проклятая страна, одержимая жаждой мести, все-таки добралась до меня…

Итак, я хочу оставить для себя запись, которая поможет мне сориентироваться, если распад моего разума зайдет слишком далеко. Я начну с того ясного осеннего утра… шел 56 год эры Буревестника…