Синие цветы I: Анна

– Должно же что-то утешить меня, когда они будут бить меня по морде моими же собственными отрезанными руками.

– Бррр, – я увидела указатель – мы приближались к Льеду, и меня снова начали грызть сомнения. – Почему Дьобулус так уверен, что, прячась от осиного роя, нет места лучше, чем улей?

– Гнездо шершней, ты хотела сказать? Поверь мне – даже зная, где мы, туда они не сунутся, если обладают хотя бы каплей здравого смысла. Хотя, скорее всего, нас сейчас разыскивают у ровеннской границы.

Науэль снял очки, потер переносицу и надел очки обратно. Я вспомнила времена, когда его веки покрывал жирный слой блесток, а сам он был одет во что-то обтягивающее и яркое, придающее ему сходство с ядовитой змеей. Теперь вся его одежда была темно-синей, леденяще-голубой, серой или черной. Он почти постоянно носил очки. Вся его косметика растерялась, но он в ней больше не нуждался. Наконец-то внешне он соответствовал своему возрасту. Да, многое изменилось с тех пор, как мы были в этом городе.

– Хм. Думаешь, Дьобулус знал о действии таблеток?

– Помнится, он выпорол из-за «синих семян» одного из своих парней…

– Однако правильные выводы ты для себя не сделал.

– Почему же не сделал. Потом еще и предостережения Эрве добавились… Я принимал синие таблетки только при тебе.

– Спасибо за те счастливые часы… Но если Дьобулус был в курсе, почему он не вмешался?

– Он странный тип. И всегда выбирает журавля в небе.

– О чем ты?

– О потенциальной выгоде.

– А она есть?

– Если он ничего не сделал, значит, есть, – Науэль сжал губы.

Мы поднялись на шоссе, сливаясь с потоком машин. Чинно-благородно миновав полицейский пост на краденой машине с номерами, которые Науэль оторвал у развалюхи возле карвальской городской помойки и подкрасил масляными красками, мы въехали в Льед. Еще несколько месяцев назад Науэль был олицетворением этого города: модный, наглый, раздражающий, частенько с крупной суммой в кармане, категорически отрицающий возможность сверхъестественного. Однако с тех пор ему столько раз пришлось принять на веру невероятное, что в своем текущем ментальном состоянии он был куда ближе к типичному ровеннцу, чем к жителю роанской столицы.

За поворотом мы увидели афишу «Бинго». Ту самую, где Бинго пихал себе в рот пистолет. Сейчас представленный на ней человек казался не имеющим никакого отношения к Науэлю. Разве что прослеживается отдаленное внешнее сходство.

– Теперь ясно, от чего он съехал, – протянул Науэль, глядя на афишу. – Бинго жрал синие таблетки пачками. Денег на билет в Ровенну не было. Пришлось стрелять своих. Мой фильм запретят, точно запретят, когда все вскроется.

Я вздохнула.

– Это очень в твоем духе – переживать из-за посредственного фильма, когда мы сами оказались в водовороте таких событий.

– Но этот посредственный фильм – мой лучший, – возразил Науэль.

Я не стала препираться с ним. Я рассматривала знакомые улицы, и они казались мне призрачными, словно уже были поглощены прошлым. Вероятно, это наш последний визит в Льед. Хотя я родилась в этом городе, тоски от мысли о расставании с ним я не чувствовала. Науэль же нахохлился, притихнув.

– Ты расстроен?

– Просто слегка выбит из душевного равновесия. Здесь было много хорошего и еще больше плохого, но я всегда ощущал себя на своем месте, хотя Дьобулус настаивал, что токсичная среда Льеда оказывает на меня разрушительное воздействие.

– То есть ты расстроен, – констатировала я.

– Наверное, – согласился Науэль, и это был прогресс. – Дальше я поведу. Я знаю путь.

Мы добрались до белых улиц и свернули к шикарному парку за витой оградой.

– Нам в парк? – удивилась я.

– В усадьбу. Ровеннцы любят окружать себя природой.

Те ровеннцы, которые могли позволить себе окружить себя природой (и это в центре Льеда, где толстосумы устраивают аукцион за каждый метр!), также были вынуждены окружить себя телохранителями. После до нелепости церемонного приветствия с шестью высоченными ровеннскими охранниками мы проехали в зеленое нутро парка. Далее мы вышли из машины и направились по расчищенной от снега аллее. Я рассматривала статуи и фонтаны, и от избыточной роскоши у меня сводило скулы. Сам дом был больше обиталища Дьобулуса в несколько раз, и стены его были белы, как снег.

– Никогда не понимала тягу к избыточным пространствам. Вот прикольно – умереть от голода, заблудившись в собственном доме. Этот приятель Дьобулуса… чем он занимается? Умоляю тебя, скажи, что он сделал миллионы на продаже нейлоновых колготок.

– Он мафиози, Анна, – спокойно объяснил Науэль. – Честным путем ни одному ровеннцу в этой стране столько денег не заработать.

– Почему?

– Потому что в торговле они не сильны, а организация и скупка любых сколько-то значимых предприятий для любого лица с ровеннским гражданством запрещена.

– Почему? – повторила я.