Сюжет Бабеля

Более уважительным стало и описание чернокожих: вместо «пары негров» теперь сказано «два негра». Кроме того, о цветных, заглядывающих в капитанскую каюту, уже не сказано, что делали они это «с собачьей тоской».

И то верно — чему тут завидовать, когда все красивое — «сияющая медь завинченных графинов, окостеневшее лукавство женских портретов» — из каюты вынесено навсегда.

Матросы бегут в город по льдинам замерзшей гавани — «по окоченевшим волнам», то есть окоченевшим, как труп. Незначительная замена — «окоченевшим» на «окаменевшим» — превращает противостояние жизни и смерти в антонимическое противопоставление жидкого и твердого...

И с городом произошли перемены: только что «лихорадивший на ветру», то есть больной, он превратился в «дрожавший

на ветру», т.е. мерзнущий, но здоровый...

Такую работу мог проделать самый обычный редактор, поставивший себе целью сделать все сколько-нибудь необычное непроходимо банальным.

Тем удивительнее на этом фоне замены иного толка:

«И по окоченевшим волнам <...> летели к берегу, к причалам, пять скорчившихся запятых, пять невиданных фигурок с обуглившимися лицами, в развевающихся пиджаках».

Начиная с «Красной нивы», вместо «пять невиданных фигурок» читается «пять цветных уродцев».

«В эту минуту в Москве, на Красной площади, опускали в склеп набальзамированное тело Ленина».

В «Красной ниве» и последующих публикациях устранено слово «набальзамированное», а с 1926 года вместо «тело» читается «труп»\

Неужели Бабель принялся перерабатывать текст? Скорее всего, нет — просто и в Одессе был свой редактор. И он усмотрел в «цветных уродцах» оскорбление братьев по классу, да и с мертвым Лениным слово «труп» не вязалось... В данном случае с ним оказался солидарен и редактор «Красной нивы», так же заменивший «труп» на «тело». Но одесский редактор решил показать, что и тело Ленина не такое, как у обычных покойников, и добавил определение: «набальзамированное».

Так что «цветные уродцы» и «труп» Ленина — это не позднейшие дополнения, а первоначальный вид текста. Из чего следует, что, приступая к написанию рассказа, Бабель был настроен не самым восторженным образом.

А теперь от политики перейдем к художественным особенностям.

«- Боцман! - прокричал вдруг капитан, - палуба не бульвар. Загоните-ка этих ребят в трюм.

- Есть, сэр, - ответил боцман, колонна из красного мяса, поросшая красными волосами, - и он взял за шиворот взъерошенного малайца. Он потащил его к противоположному борту. Он поставил его к борту, выходившему в открытое море, и выбросил его на веревочную лестницу. Малаец скатился по ней и побежал по льду. Три китайца и пара негров побежали за ним следом.

- Вы загнали людей в трюм? - спросил капитан из каюты, обогретой коньяком и тонким дымом.

- Я загнал их, сэр, - ответил боцман, колонна из красного мяса, - и стал у трапа, как часовой в бурю».

Единственной примечательной черте в образе боцмана — «колонна из красного мяса, поросшая красными волосами» — сразу же находится соответствие:

«Любка <...> пошла во двор. Там уже дожидался ее мистер Троттибэрн, похожий на колонну из рыжего мяса.

Мистер Троттибэрн был старшим механиком на “Плутархе”».

Речь, как легко догадаться, идет о рассказе «Любка Козак» — единственном, не получившем своего продолжения в описании советской Одессы. Можно полагать, что «Ты проморгал, капитан!» таким продолжением и является. А поскольку в газетной публикации «английский пароход» анонимен, вполне допустимо, что он этот самый «Плутарх» и есть.

Плутарх — греческий писатель, прославившийся своими «Сравнительными жизнеописаниями» («Βίοι Παράλληλοι») — сопоставлением биографий греков и римлян. Корабль упоминается лишь в одной главе: 23-й, «Тесей и Ромул».

«Корабль, на котором отплыл <на Крит> Тесей с молодыми людьми и счастливо вернулся, был тридцативесельный. Афиняне берегли его до времен Деметрия Фалерского, причем отрывали старые доски и заменяли их другими, крепкими, вследствие чего даже философы, рассуждая об увеличении размеров существующего в природе, спорили, приводя в пример этот корабль, - одни говорили, что он остается тем же, чем был раньше, другие - что его более не существует».

Мнение, что корабль остался тем же, что и был, отстаивали последователи Аристолеля, отмечая, что никакая замена материала не силах изменить суть вещи. На этом корабле афиняне и триста лет спустя плавали на остров Делос, для участия в празднествах и доставки священных даров. В самих Афинах в это время проходил самый грандиозный праздник года — Таргелии (ϴαργήλια, «жатва, созревание плодов»), и в храм Аполлона со всей Греции приносили первенцы плодов нового урожая.

А теперь вспомним, чего страстно желала Любка Козак:

«весь мир тащите вы к себе, <...> первую пшеницу хотите вы и первый виноград, белые хлебы хотите вы печь на солнечном припеке»...