Сюжет Бабеля

Иными словами, в своем мемуаре Мельников не только выдал за правду вымышленный Бабелем эпизод, но проявил и завидное знание глубоко скрытого подтекста бабелевской новеллы — песни «Интернационал».

Глава XII Парад-алле

В повествовании «Конармии», среди не отмеченных до сих пор моментов, можно отыскать и те, что связаны с цирком.

Уже в самой первой новелле, «Переход через Збруч», мы читаем:

«Два еврея снимаются с места. Они прыгают на войлочных подошвах и убирают обломки с полу, они прыгают в безмолвьи, по-обезьяньи, как японцы в цирке,

их шеи пухнут и вертятся».

Цирк, как и прочая культура (письменность, буддизм), прибыл в Японию из Китая. Но развития не получил. Все цирковое зрелище свелось к уличным выступлениям бродячих актеров, демонстрировавших дрессированных обезьян. Но увидеть цирковое представление, в котором главную роль играют люди, ни в Японии, ни в другом месте было нельзя. Так что видеть японский цирк или слышать о нем Бабель не мог.

Поэтому слова Бабеля («как японцы в цирке») следует, видимо, понимать буквально: прыгают по-обезьяньи и молча, как цирковые актеры, изображающие японцев!

И такой цирковой номер Бабель вполне мог наблюдать в Одессе, где во время русско-японской войны на арене местного цирка была представлена патриотическая пантомима «Подвиг рядового Рябова». «Сделана она была, — уверяет очевидец, — скверно, наспех, и успеха не имела»{156}.

А подвиг свой Василий Рябов совершил в сентябре 1904 года. Переодевшись китайцем и прицепив косу, он отправился на разведку, но был схвачен японцами и казнен за шпионаж.

Спустя сутки разъезд 1-го Оренбургского казачьего полка обнаружил письмо, подброшенное к одинокому дубу на ничейной территории. В нем было сказано:

«Запасной солдат Василий Рябов, 33 года, из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка, уроженец Пензенской губернии, Пензенского уезда, села Лебедёвки, одетый, как китайский крестьянин, 17 сентября 1904 года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он по изъявленному им желанию был послан к нам для разведывания о местоположении и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 14 сентября через Янтай, по юго-восточному направлению. После рассмотрения дела установленным порядком Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 17 сентября ружейным выстрелом.

Доводя это событие до сведения русской армии, наша армия не может не высказать наших искренних пожеланий уважаемой армии, чтобы последняя воспитывала побольше таких прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный Рябов. Сочувствие к этому истинно храброму, преисполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела.

С почтением. Капитан штаба Японской армии»{157}.

Авторы пантомимы, наверное, благородства противника оценить не захотели и изобразили врага привычным способом — в образе прыгающих и кривляющихся желтых обезьян.

Еще раз цирк в связи с иностранцами упомянут в новелле «Эскадронный Трунов»:

«Девятый этот был юноша, похожий но немецкого гимнаста из хорошего цирка, юноша с гордой немецкой грудью и с бачками, в триковой фуфайке и в егерских кальсонах».

Бабель не сомневается, что его читатель не только знаком с немецким цирком, но даже способен отличить хороший немецкий цирк от плохого... Короче, писатель убежден, что говорит о вещах известных столь же широко, как егерские кальсоны — шерстяное белье, полезность которого для здоровья увлеченно доказывал немецкий биолог Густав Йегерн, сначала в книге «Нормальная одежда как способ охраны здоровья» («Die Normalkleidung als Gesundheitsschutz», 1880), а затем в специальном журнале «Ежемесячный листок» («Monatsblatt»).

Но куда любопытней цирковые аспекты в описании конармейцев.

«Начальник конзапаса» (цитируется по рукописи):

«На огненном своем англо-арабе подскакал к крыльцу Дьяков, бывший цирковой отлет, а ныне начальник конского запаса - краснорожий, седоусый, в черном плаще и с серебряными лампасами вдоль красных шаровар»{158}.

А вот начало новеллы (цитируется по рукописи):

«На деревне стон стоит. Конница травит хлеба и меняет лошадей. Взамен приставших кляч кавалеристы забирают рабочую скотину. Бранить тут некого. Без лошади нет армии.

У здания штаба неотступно толпятся крестьяне.

Они тащут на веревках упирающихся, скользящих от слабости, одров. Лишенные кормильцев мужики - чувствуя в себе прилив горькой храбрости и зная, что храбрости не надолго хватит, спешат безо всякой надежды, надерзить начальству, богу и своей жалкой доле.