Сюжет Бабеля

В этом месте все комментаторы без исключения принимаются рассказывать о Герше (Гершеле) Острополере (1757— 1811), известнейшем персонаже еврейского фольклора, ловком обманщике и весельчаке, служившем шутом при дворе внука Баал-Шем-Това, хасидского цадика Боруха Тульчинского. И напоминают читателю, что Бабель не только изложил одну легенду о Гершеле Острополере в рассказе «Шабос-Нахаму», но задумывал посвятить этому персонажу целый цикл{269}.

Но каков смысл реплики о Гершеле в разговоре с рабби Моталэ — стремление показать свою нечуждость еврейской культуре?

Обратимся к биографии реального Острополера. Цадик Тульчинский страдал черной меланхолией, и Гершеле удавалось его развлечь и развеселить. Кроме того, рабби Борух испытывал приступы беспричинного гнева, а Гершеле его за это порицал, выставляя его поступки в смешном свете. И однажды, согласно преданию, хасиды цадика сочли одну из гершелевых острот донельзя оскорбительной. Они сбросили Гершеле с лестницы, и тот от полученных ран скончался.

А теперь несколько слов о рабби Борухе Тульчинском. Известен он, в частности, тем, что когда рабби Нахман из Брацлава подвергся жестоким гонениям со стороны лидеров прочих хасидских общин, Тульчинский, бывший горячим сторонником рабби Нахмана, от своего племянника отвернулся и перешел на сторону гонителей. И, поведав о своих занятиях похождениями Острополера, рассказчик дал понять, что раскрыл истинный облик рабби Моталэ — это сам покойный рабби Нахман из Брацлава.

Оттого стены комнаты каменные и похожа она на морг — это склеп. А пуста комната, заполненная множеством людей, оттого, что на самом деле их здесь нет — все они мертвецы.

Рабби Моталэ рассказчика прекрасно понял и, передавая его попечению своего помощника реба Мордхе, сказал:

«пусть он радуется тому, что он жив, о не мертв».

Мысль о том, что местечковые евреи на самом деле мертвы, посетила Бабеля еще во время написания дневника — 6 июля 1920 года:

«въедаюсь в жизнь, прощайте мертвецы»

«Я счастлив, огромные лица, горбатые носы, черные с проседью бороды, о многом думаю, до свиданья, мертвецы.

Лицо цадика, никелевое пенсне.

- Откуда вы, молодой человек?

- Из Одессы.

- Как там живут?

- Там люди живы.

- А здесь ужас. Короткий разговор. Ухожу потрясенный».

В новелле этот мотив стал сюжетообразующим.

Но рабби Нахман из Брацлава не единственный герой «житомирского цикла». Вот его сын:

«Он курил и вздрагивал, как беглец приведенный в тюрьму после погони. Оборванный Мордхэ подкрался к нему сзади, вырвал папиросу изо рта и отбежал ко мне.

- Это сын рабби, Илья, - прохрипел Мордхэ и придвинул ко мне кровоточащее мясо развороченных век, - проклятый сын, последний сын, непокорный сын...

И Мордхэ погрозил юноше кулачком и плюнул ему в лицо».

В субботу категорически запрещено зажигать огонь, и курением своим сын рабби демонстративно святотатствует — оскверняет субботу. В дальнейшем, в новелле «Сын рабби», мы узнаем, что на момент осквернения субботнего ритуала юный Илья Браславский уже состоял членом РКП(б). Так он атеист?

Не всякого, преступившего заповедь, следует причислять к безбожникам. В вещах Ильи Браславского рассказчик отыскал два портрета — Ленина и Маймонида, знаменитейшего еврейского экзегета. И, значит, сын рабби совмещал (стремился совместить) идеалы коммунизма с верой. Какой верой?

Рабби дал сыну имя Илья. Но в среде хасидов оно было практически табуировано, поскольку ассоциировалось с Виленским Гаоном (мудрецом) Элиягу Залманом (1720-1797), великим и непримиримым врагом хасидизма.

И Бабель об этой истории был прекрасно осведомлен — см. в новелле «Эскадронный Трунов»:

«Большая площадь простиралась налево от сада, площадь, застроенная древними синагогами. Евреи в рваных лапсердаках бранились на этой площади и в непонятном ослеплении таскали друг друга. Одни из них - ортодоксы - превозносили учение Адасии, раввина из Белза; за это на ортодоксов наступали хасиды умеренного толка, ученики гусятинского раввина Иуды. Евреи спорили о Каббале и поминали в своих спорах имя Илии, виленского гаона

, гонителя хасидов...

- Илия, - кричали они, извиваясь, и разевали заросшие рты.

Забыв войну и залпы, хасиды поносили самое имя Илии, виленского первосвященника».

Нужно ли понимать это так, что рабби Моталэ, давший сыну имя Илья, и сам сын рабби тайно тяготеют к ортодоксальному иудаизму?

Едва ли, припомним отказ от культа субботы и знаменитую заповедь другого законоучителя:

«суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк 2:27-28).

Кто же они — рабби Браславский и его сын?