Скала Прощания. Том 2

«… В некотором смысле меня ослепили козни твоего брата. – Голос в голове Саймона становился все более и более слабым, как роза, что вянет в конце сезона цветения. – Мне пришлось прибегнуть к собственным хитростям – но они оказались жалкими, слабыми попытками противостоять туче, явившейся из Наккиги, и не знающей предела бессмертной ненависти Красной Руки. И, что хуже всего, я не понимала, с чем сражаюсь, хотя верила, что начала различать первые неясные очертания. И, если в моих опасениях есть хотя бы толика правды, она будет ужасной. Ужасной.

Инелуки начал свою игру. Он ребенок, появившийся на свет из моих чресл, и я не могла отказаться от своих обязательств. У меня было два сына, Хакатри. Два сына, и я потеряла обоих.

Голос женщины превратился в шепот, слабое дыхание, но Саймон все еще ощущал в нем горечь.

Старший всегда был самым одиноким, мой тихий сын, но тех, кого мы любим, нельзя оставлять надолго…

А потом она исчезла.

Саймон медленно просыпался, выбираясь из всеобъемлющей темноты, что удерживала его в своих объятиях. В ушах у него еще звучало диковинное эхо, словно исчезнувший голос, который он слушал так долго, оставил после себя необъятную пустоту. Когда он открыл глаза, его ослепил свет, он снова их закрыл, и под его сомкнутыми веками тут же стали вращаться разноцветные яркие круги. Затем он внимательно огляделся по сторонам и обнаружил, что находится в маленькой лесной лощине, засыпанной свежим снегом. Бледный утренний свет проникал сквозь нависавшие над ней кроны деревьев, серебрил ветки и снег на земле.

Ему было очень холодно. И он остался совершенно один.

– Бинабик! – крикнул он. – Кантака! – Затем добавил, словно только теперь вспомнил о риммере: – Слудиг!

Ответа не последовало.

Саймон выбрался из-под плаща, пошатываясь, поднялся на ноги и стряхнул с себя снег, потом немного постоял, дожидаясь, когда мысли очистятся от теней. С двух сторон уходили вверх стены лощины, и, если судить по сломанным ветвям, которые в нескольких местах порвали его рубашку и штаны, он свалился сверху. Саймон осторожно ощупал себя, но обнаружил лишь длинную, заживавшую рану на спине, а также уродливые следы зубов на ноге – в остальном он получил немало синяков и царапин, но не более. Если не считать того, что у него сильно онемело тело.

Схватившись за торчавший корень, он неуклюже выбрался из лощины и остановился на самом краю обрыва, чувствуя, что его едва держат отчаянно дрожавшие ноги. Во все стороны тянулись монотонные заросли засыпанных снегом деревьев, и он нигде не видел следов друзей или своей лошади – его окружал лишь бесконечный белый лес.

Саймон попытался вспомнить, как он сюда попал, но память принесла лишь последние жуткие часы в аббатстве Скоди, ненавистный ледяной голос, что преследовал его, и то, как он скакал в темноте. А потом пришли воспоминания о другом, нежном голосе, что так долго говорил с ним во сне.

Саймон огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть хотя бы седельные сумки, но удача от него отвернулась, на ноге были пустые ножны, и после недолгих поисков Саймон обнаружил костяной нож, который ему подарили кануки, на дне лощины. Проклиная все на свете, он снова с трудом за ним спустился, но зато теперь, когда держал в руке острый нож, почувствовал себя немного лучше, впрочем, это было очень слабым утешением. Когда Саймон снова взобрался наверх и оглядел враждебные пространства холодного леса, его охватило отчаяние, какого он не испытывал уже очень давно. Он потерял все – все! Меч Шип, Белую стрелу, все, что он добыл, исчезло! Как и его друзья.

– Бинабик! – снова закричал он, эхо коротко откликнулось и исчезло. – Слудиг! Помогите мне!

Почему они его бросили? Почему?

Саймон снова и снова звал друзей, ковыляя по поляне, находившейся рядом с лощиной.

Он охрип, но на его крики так никто и не ответил. Саймон опустился на камень, с трудом сдерживая слезы. Мужчины не плачут из-за того, что они заблудились. Ему казалось, что мир вокруг слегка мерцает, но это лишь глаза у него слезились от холода. Мужчины не должны плакать, каким бы ужасным ни становилось их положение…

Саймон засунул руки в карман плаща, чтобы хоть немного их согреть, и нащупал резьбу, украшавшую зеркало Джирики. Он вытащил его из кармана и увидел отражение серого неба, словно зеркало наполнили тучи.

Саймон держал перед собой чешуйку Великого Червя.