К слову сказать, сутулый мужчина и его полнотелая жена, которые взяли четверых чужих детей на воспитание, были поклонниками одного очень древнего культа, который был запрещен официальными властями уже лет сто; именно желание остаться верными своим богам заставило супругов перебраться из города и основать поселение на отшибе. Здесь их вера была в безопасности, и они могли совершать свои обряды так часто, как требовалось. С ними были единомышленники. Своих детей у них не было, и потому они легко согласились взять чужих.
За ритуалами приемных родителей крылось что-то загадочное. Айрис любила подсматривать за мачехой и отчимом, когда те вынимали из корзин каких-то удивительных кукол, осыпали тех зерном, и, словно дети, часами говорили с ними. Иногда сама Айрис просила у «мамы» кого-то из деревянных идолов, чтобы поиграть. Та никогда не возражала, но требовала почтительного отношения, и рассказывала про каждого из них: «Это бог солнца; у него есть колесница и конь, видишь? Он солнце возит, его надо чтить. А это Богиня Любви; она приносит детей людям и животным». Мало-по-малу дети стали участвовать в обрядах приемных родителей.
Постепенно они стали постигать и древнюю «магию», азы которой основывались на почитании законов природы. Так, Айрис научилась заговаривать раны, нашептывать желания на ветер и чертить солнечный коловрат, чтобы отпугнуть беду. Это помогало ровно до тех пор, пока не умер приемный отец семьи, и, как сказала резко постаревшая мачеха, «солнце как-то вдруг повернулось в другую сторону».
На пике своего процветания село стало привлекать внимание, и, в конце – концов, им сильно «заинтересовались» монголы. С тех пор жизнь стала невыносимой; мужчин кочевники либо забирали к себе в качестве слуг, которые в конце концов становились «вольными воинами», либо убивали. Молодых женщин ждала не менее жестокая участь: они, либо становились жертвами насилия, чтобы «родить сына орды», либо продавались в рабство; уцелевшим людям приходилось выполнять всю работу: пахать, пасти скот, чинить дома… Но и самых работящих в конце концов продавали, как хороший товар, оставляя лишь слабых и старых.
Именно поэтому через несколько лет после начала набегов село запустело, и в нем остались лишь старики и некоторые женщины. Местный князь требовал присоединения Урнии и окрестных деревень к своей короне, но когда измученные жители провинции изъявили, наконец, такое желание, князь как-то сразу позабыл про них. С разграбленных и почти полностью разрушенных деревень оброка, как и мужчин для армии, ждать не приходилось, а выделять деньги на сомнительное строительство князь не желал.
Айрис, которую на самом деле родители назвали Каупа, что значило цветок, а отчим прозвал Горунья, что значило ветер, раз и навсегда одела костюм своего брата в двенадцать лет. Это произошло по двум причинам: во-первых, так она сохраняла светлую память о похищенном кочевниками мальчике, а, во-вторых, спасалась от возможного насилия. Невысокий рост и хрупкое телосложение делали ее практически незаметной для окружающих, когда она была в мужской одежде. Это было удобно: можно было появляться на глаза только тогда, когда это нужно тебе, и легко исчезать, если хочется быть в безопасности.
Последний год был крайне тяжелым для села; и хотя кочевники ушли далеко на север и оставили в покое разоренные дома, жителям пришлось туго: промерзшая земля почти не давала урожая, а весь домашний скот был вывезен «завоевателями». К тому же, неизвестная болезнь убила всех домашних птиц. В поисках еды Айрис с сестрой каждый раз уходила все дальше в лес, рискуя попасться в лапы медведю. Основной пищей были грибы, орехи и коренья – в общем, все, что давала природа. В лесу был схорон ценностей, которые не успели увезти кочевники; здесь прятали шкуры на продажу, посуду и тут же был небольшой лагерь, где прятались беженцы. Им жилось даже лучше, чем тем, кто остался в селе; с ними осталась старшая сестра Айрис, которую звали Медь, со своим мужем Аланом.
Решение бежать с Йосипом было принято Айрис спонтанно.
***
Когда глашатай объявил всеобщую мобилизацию, он не пошутил. Уже на следующий день по домам стали хаживать крепкие дядьки, насильно уводя из родительского дома еще безбородых юнцов. За ними тянулось отчаяние родителей, безысходность и обостренной чувство классовой ненависти. В городах назревал бунт.
Мы уже не раз упоминали, что Айрис выглядела как пятнадцатилетний мальчишка: у нее не были по-мужски острижены волосы, и на коне она держалась очень уверенно. В невинной еще девушке Айрис так прочно укрепился страх перед сексуальным насилием, что она была согласна играть роль мальчика, получать затрещины и даже ходить в уродливых деревянных башмаках, лишь бы не обижали ее по-другому. В сознании то и дело всплывали ужасные картины: пылающие дома, раскосые рожи, грубые руки, хватающие все подряд. Ей иногда казалось, что стоит кому-то узнать о том, что она девушка, как тут же произойдет нечто ужасное: ее растерзают, продадут или убьют на месте.