В центре комнаты стоял рабочий стол, накрытый покрывалом. Я поднял его, чтобы взглянуть, и увидел частично собранную головоломку, которая, казалось, состояла из миллиона кусочков. Из того, что я мог видеть (не было никакой коробки, чтобы проверить это), это должен был быть горный луг со Скалистыми горами на заднем плане. На одном конце стола стоял складной стул, на котором была разложена большая часть оставшихся предметов. Сиденье было пыльным, из чего я сделал вывод, что мистер Боудич уже довольно давно не разгадывал свою головоломку. Может быть, он сдался. Я знаю, что сам бы не сдался: многое из того, что осталось собрать было обыденным голубым небом без единого облачка, нарушающего монотонность. Я говорю об этом более подробно, чем это заслуживает, может быть ... но опять же, может быть, и нет. В этом было что-то печальное. Тогда я не мог выразить причину этой печали, но сейчас я старше и думаю, что могу. Речь шла о головоломке, но можно было думать об антикварном телевизоре и Зале Старого Чтива. Речь шла об одиноких занятиях пожилого человека, и пыль – на складном стуле, на книгах и журналах – наводила на мысль, что даже они заканчиваются. Единственными вещами в подвале, которые выглядели так, как будто ими регулярно пользовались, были стиральная машина и сушилка.
Я снова накрыл головоломку покрывалом и проверил шкафчик между печью и водонагревателем. Он был старомодным, с множеством выдвижных ящиков. В одном я нашел шурупы, в другом -плоскогубцы и гаечные ключи, в третьем — пачки квитанций, скрепленных резиновой ленте, в четвертом — стамески и то, что должно было быть точильным камнем. Я положил точильный камень в карман, схватил косу и пошел наверх. Радар хотела прыгнуть на меня, и я сказал ей держаться подальше, чтобы случайно не ткнуть ее лезвием.
Мы вышли на задний двор, где, как я знал, я мог пользоваться своим телефоном. Я сел на ступеньки, а Радар села рядом со мной. Я открыл «Сафари»[48]
, набрал «Заточка с помощью точильного камня», посмотрел пару видеороликов, а затем приступил к работе. Много времени на заточку косы не понадобилось.Я сделал снимок, чтобы показать мистеру Боудичу, а затем поехал на велосипеде в больницу. Он спал. Вернулся на велосипеде в предвечернем свете и покормил Радар. Немного скучал по бейсболу.
Ну... может быть, даже больше, чем немного.
Во вторник днем я начал косить высокую траву, сначала на переднем дворе, а затем на заднем. Примерно через час я посмотрел на свои красные руки и понял, что там скоро образуются волдыри, если я не сделаю перерыв. Я посадил Радар на поводок, проводил ее до нашего дома и нашел в гараже пару папиных рабочих перчаток. Мы пошли обратно в гору, двигаясь медленно из уважения к больным бедрам Радар. Я скосил траву на обочине, пока Радар дремала, затем покормил ее и отключился на весь день. Папа приготовил гамбургеры на гриле на заднем дворе, и я съел три. Плюс вишневый пирог на десерт.
Папа отвез меня в больницу и ждал внизу, читая отчеты, пока я поднималась навестить мистера Боудича. Я увидел, что ему принесли ужин — гамбургер, плюс макароны с сыром на гарнир, но он почти ничего не съел. Конечно, он не провел два часа, размахивая косой, и, хотя он старался быть любезным и посмотрел несколько новых фотографий Радар (плюс одна с косой и другая с его наполовину подстриженной лужайкой перед домом), мне было ясно, что ему очень больно. Он продолжал нажимать на кнопку, которая высвобождала наркотик. В третий раз, когда он это сделал, он издал низкий жужжащий звук, как когда участник игрового шоу дает неправильный ответ.
— Чертова штука. Я на пределе сил. Лучше уходи, Чарли, пока я не начал лаять на тебя только потому, что чувствую себя несчастным. Приходи в пятницу. Нет, в субботу. Может быть, к тому времени я почувствую себя лучше.
— Есть какие-нибудь новости о том, когда они собираются вас выписать?
— Может быть, в воскресенье. Пришла дама и сказала, что хочет помочь мне работать над...— Он поднял свои большие руки, покрытые синяками от капельниц, и заключил их в кавычки. — ... «план восстановления». Я сказал ей отвалить. Не совсем так сказал. Я пытаюсь быть хорошим пациентом, но это трудно. Это не просто боль, это... — Он сделал слабый круговой жест, затем опустил руки обратно на покрывало.
— Слишком много людей, — сказал я. — Вы к этому не привыкли.
— Ты понимаешь. Слава Богу, хоть кто-то это делает. И слишком много шума. Перед тем, как уйти, женщина – ее зовут что–то вроде Рейвенхаггер — спросила меня, есть ли у меня кровать на втором этаже моего дома. Кровати нет, но диван выдвигается. Хотя он уже давно не использовался в качестве кровати. Я думаю... может быть, никогда. Я купил его только потому, что он был на распродаже.
— Я все исправлю, если вы скажете мне, где простыни.
— Ты знаешь, как это сделать?
Как сын вдовца, который был очень активным алкоголиком, я это знал. А также как стирать одежду и покупать продукты. Я был хорошим маленьким созависимым.
— Да.
— Бельевой шкаф. Второй этаж. Ты уже был там наверху?
Я покачал головой.