Сказка

Однажды – кажется, в июне – я снова поднял тему золота, хотя и косвенно. Я спросила мистера Боудича, не беспокоится ли он о маленьком хромающем немце, особенно после больших родов, которые я провел, чтобы мистер Боудич мог оплатить свой больничный счет.

— Он безобиден. Он ведет много дел в своей задней комнате, и, насколько я знаю, он никогда не привлекал никакого внимания со стороны правоохранительных органов. Или из налоговой службы, что кажется мне более вероятным.

— А вы не боитесь, что он с кем-нибудь заговорит? Я имею в виду, может быть, он ведет дела с людьми, у которых есть горячие бриллианты на продажу, грабителями и тому подобным, и он, вероятно, помалкивает об этом, но я должен думать, что шесть фунтов гранул чистого золота — это совершенно другой уровень.

Он издал насмешливый звук.

— Рисковать значительной прибылью, которую он получает от моих сделок с ним? Это было бы глупо, а глупость — это единственное, чем Вилли Хайнрих не страдает.

Мы были на кухне, пили кока-колу в высоких стаканах (с веточками мяты, которая росла вдоль дома со стороны Пайн-стрит). Мистер Боудич бросил на меня проницательный взгляд со своей стороны стола.

— Я не думаю, что ты вообще хотел говорить о Генрихе. Я думаю, что ты думаешь о золоте и о том, откуда оно берется.

Я не ответил, но он не ошибся.

– Скажи мне кое-что, Чарли, ты бывал там когда-нибудь? — Он указал на наверх. – Открывал сейф? У тебя возникает желание проверить, что там. Не так ли?

Я покраснела.

— Ну...

— Не волнуйся, я не собираюсь тебя ругать. Для меня то, что там наверху, — просто ведро с металлом, которое с таким же успехом может быть гайками и болтами, но я стар. Это не значит, что я не понимаю этого очарования. Скажи мне, ты приложил к этому свои руки?

Я подумал о том, чтобы солгать, но в этом не было смысла. Он бы знал.

— Да.

Он все еще смотрел на меня тем же проницательным взглядом, прищурив левый глаз, приподняв кустистую правую бровь. Но и улыбается тоже.

— Погрузил руки в ведро и позволил этим гранулам просочиться сквозь пальцы?

— Да. — Теперь румянец на моих щеках горел. Я не просто сделал это в первый раз; с тех пор я делал это несколько раз.

— Очарование золота — это нечто совершенно отличное от его денежной стоимости. Ты ведь знаешь это, не так ли?

— Да.

— Давайте предположим – просто ради обсуждения – что мистер Хайнрих слишком много болтал не с тем человеком после того, как слишком много выпил в том отвратительном маленьком баре на улице рядом со своим магазина. Я бы поспорил на этот дом и землю, на которой он стоит, что старый хромой Вилли никогда не пьет лишнего, возможно, вообще не пьет, но давай предположим. И предположим, что человек, с которым он разговаривал, возможно, сам по себе, возможно, с соратниками, однажды ночью дождался, пока ты уйдешь, а затем вломился в мой дом и потребовал золото. У меня есть револьвер. Моя собака, когда-то внушавшая страх... — Он погладил Радара, которая дремала рядом с ним. — ...теперь она даже старше меня. Что бы я сделал в таком случае?

— Я полагаю... отдать это им?

— Именно так. Я бы не пожелал им добра, но я бы дал им это.

Поэтому я задал этот вопрос.

— Откуда это взялось, Говард?

— Возможно, со временем я расскажу тебе об этом. Я еще не принял решения. Потому что золото не просто завораживает. Это опасно. И место, откуда оно взялось, опасно. Кажется, я видел баранью отбивную в холодильнике. А есть ли салат из капусты? Тиллер готовит лучший салат из капусты. Тебе стоит попробовать.

Другими словами, дискуссия окончена.

4

Однажды вечером в конце июля Радар не смогла подняться по ступенькам заднего крыльца, когда мы возвращались с прогулки по Пайн-стрит. Она попыталась дважды, а потом просто села внизу, тяжело дыша и глядя на меня.

— Давай, подними ее, — сказал мистер Боудич. Он вышел, опираясь на один костыль. Другим он почти не пользовался. Я посмотрел на него, чтобы убедиться, и он кивнул.

— Пора.

Когда я взял ее на руки, она тявкнула и оскалила зубы. Я постарался взять ее так, чтобы ей не было больно, и понес ее наверх. Это было легко. Радар похудела, ее мордочка стала почти белоснежной, глаза начали слезиться. Я осторожно опустил ее на пол кухни, и сначала ее задние ноги не держали ее. Она собралась с духом – я видел, как она это делала, – и очень медленно доковыляла до своего коврика у двери кладовой и более или менее рухнула на него с усталым хлюпающим звуком.

— Ей нужно к ветеринару.

Мистер Боудич покачал головой.

— Она бы испугалась. Я не стану заставлять ее проходить через это без всякой цели.

— Но...

Он говорил мягко, что напугало меня, потому что это было так на него не похоже.

— Ни один ветеринар не может ей помочь. Радар почти готова. Сейчас ей просто нужно отдохнуть, а мне нужно подумать.

— О чем, ради бога!

— О том, что лучше. Сейчас тебе нужно идти домой. Поешь чего-нибудь на ужин. Не возвращайся сегодня вечером. Увидимся утром.

— А как насчет вашего ужина?

— Я съем сардины и крекеры. Продолжай, а теперь… — Затем он повторил это снова: — Мне нужно подумать.

Я пошел домой, но почти ничего не ел. Я не был голоден.

5