Сказка – ложь…

Хуже всего было то, что Киган терял надежду. Поначалу, ещё в лагере, когда я укладывала его в корзину да прятала под слоем сора, он горячился и протестовал, убеждал меня, что стоит оставить его в покое, как он тут же стряхнёт наваждение и возьмётся за меч. Потом стал возмущаться, что его берётся выручать слабая женщина, будь она хоть трижды могущественной колдуньей. Всю дорогу бубнил сквозь прутья о недостойном своём спасении, о том, как предпочёл бы погибнуть в бою от руки доброго соперника, в крайнем случае разделить судьбу своих воинов и умереть от чужого клинка у стен вражеской крепости, лишь бы только не от позорной немощи. Когда же вновь увидел над собою звёздное небо, принялся храбриться да рассуждать, как славно будет вскоре снова сесть на коня, метнуть в цель тяжёлое копьё и обнять свою милую ведьму.

Но то было в первую ночь. К полудню же второго дня Киган раскис, как хлебный мякиш в молоке. Отказался от скудной еды, что мне удалось раздобыть в роще и даже от воды, только глядел в одну точку невидящим взглядом и невесёлые его мысли блуждали где-то далеко. Наконец, когда первая звезда показалась на небосклоне, а я в отчаянии поняла своё бессилие перед чарами Королевы-из-под-Холма, рыжий заговорил вновь, обратившись ко мне с просьбой, и слова его резали больнее ножей.

Да, милый, именно так… Он просил прервать его муку, опасаясь, что силы никогда не вернутся. Конечно я подобных речей и слышать не желала! Не для того я сбила все ноги в кровь пока тащила его на спине! Такой несправедливости вынести было нельзя. Однако же Киган снова и снова заводил своё, мол, мне нужно поскорей уходить из владений Энгуса, а с ним на плечах это невозможно. Да и потом, он, дескать, предпочтёт быструю смерть от моей руки нынче же, чем унизительное существование бессильного калеки на долгие годы. Как я ни отказывалась, как ни закрывала ладонями уши, чтобы не слышать тех речей, как ни злилась, как ни плакала, рыжий упрямец всё гнул своё! Силы мои были на исходе от скудной еды, бессонных ночей и бесплодных попыток расколдовать его, а худшее было в том, что я уже понимала – Киган прав. Но как я могла выполнить его просьбу?! Как сумела бы своей рукой оборвать нить жизни единственного человека, любившего меня и верного мне? Единственного, во всём мире кто остался дорог мне самой!

И тут, друзья мои, случилось непоправимое – Киган нашёл-таки нужные слова. Каким-то образом в своих полубредовых помышлениях он нащупал тот единственный довод, что я могла принять. До сих пор помню я те его слова, словно они всё ещё звучат в моих ушах!

«Если есть в мире такие чары, которые позволили бы мне и уйдя за Край продолжать помогать тебе, любовь моя, если бы, находясь в Ином мире, я всё ещё мог бы выслушать тебя, когда была бы на то нужда, дать совет и защитить, предупредив о кознях врагов, то знай, что готов я ныне же отдать всю кровь свою до последней капли на это дело! И если известны тебе способы употребить мою жизнь на пользу себе в дальнейшем, быть может не так тяжёл покажется нож твоей руке, и ты снизойдёшь до того, чтобы исполнить мою прежнюю просьбу и избавить меня от мук позорного бессилия!»

Так сказал тогда мой верный Киган и эти слова вызвали во мне давнее воспоминание о сильнейшем магическом артефакте, что во всём призван был помогать своему владельцу, а изготовлен мог быть лишь ценой добровольной жертвы. Но, клянусь всем, что у меня ещё осталось, я не нашла облегчения в мысли о нём!

И всё же, средства избавить моего верного защитника от его немочи я не знала, а дольше оставаться в нашем убежище и впрямь было невозможно. Так что, в ту долгую ночь я таки дала ему меня уговорить.

В расселине у основания самого крупного валуна, куда много лет назад поклонявшиеся здесь старым богам люди складывали свои дары, я нашла позолоченное, убранное цветной эмалью зеркало, столь искусно сделанное из полированной бронзы, что впору было подумать, будто это не людских кузнецов работа, а мастеров из Доброго Народа. Небольшой предмет и вполне приличествующий женщине, такой подозрений не вызовет. В уплату за него я оставила духам-хранителям всё, что удалось поймать в неумело сработанные силки – двух перепелов и прекрасную белую горлицу. Мне повезло, и они приняли предложенное, позволили забрать зеркало. Возможно, знали мудрые духи что тому было суждено стать моим единственным товарищем, советчиком и утешителем на долгие годы. Так что, когда звёзды начали тускнеть, а чернила неба над верхушками дубов сделались чуть прозрачнее в предчувствии зари, я в последний раз оросила колдовские знаки на древних камнях кровью, смешанной со слезами.