Сказка Шварцвальда

В одну секунду, скользнув словно призрак, Конрад оказался рядом с Хассо и мертвой хваткой вцепился в его горло, мечтая вырвать кадык. Испуганный холоп захрипел и безуспешно постарался вырваться. Стальные пальцы сжимались все сильнее, перекрывая доступ воздуха. Сапфировые глаза подернулись ледяной пленкой и внутри зрачка заклубилась тьма. Голос Конрада зашипел

— Если ты еще раз позволишь ослушаться, чернь, я вот этими самыми руками вырву твое волчье сердце, и скормлю его псам!… Ты слышал?

Прозрачные глаза с поволокой остекленели. Хассо, задыхаясь, успел качнуть головой, спасая жизнь.

Епископ в тот же миг отпустил его и, отвернувшись к окну — молвил

— Пошел прочь!

Неистово кашляя, красный, словно вареный рак Хассо согнулся пополам. Придя в себя, он осмелился прошептать.

— Господин, он опасен. Он видел нас в замке. А та, чье жизнь он сейчас спасает- была тебе моим подарком.

Епископ оскалился.

— Глупец! Зачем твои пояснения? Я догадался об этом в тот момент, когда он появился в зале суда и начал искать ее глазами. Запомни, в ту ночь, он мог видеть только тебя, ненасытный и недальновидный безумец! А сейчас пошел прочь! Появишься передо мной, когда я лично призову!

Хассо, скрипнув от еле сдерживаемой злобы зубами, вышел из кабинета епископа.

Некоторое время Конрад стоял перед окном, наблюдая за собравшимся на площади народом. Перед его глазами волновалось море человеческих голов, а любопытные зеваки, услышавшие о скандальном процессе все прибывали, стекаясь по переулкам, ведущим к зданию муниципалитета. Конрад всеми легкими глубоко вдохнул скопившуюся в воздухе искрящуюся живительную энергию возбужденных, взволнованных, обезумевших от предвкушения крови глупых овец, власть над которыми была безгранична. Да только он уже долгие годы не насыщается этой властью. Она не способна согреть его сердце, превратившееся в осколок вечного льда. С каким наслаждением он нынче ловит живительные волны искренней любви, источаемые куклами — марионетками, которые вынуждены играть навязанные им роли, не подозревая, что он, и есть их Великий Кукольник, хозяин, дергающий за нитки и принуждающий совершать заранее угодные ему шаги. Несчастный искалеченный художник, исполненный ревности и врожденного благородства влюбленный дворянин и невинное запутавшееся в своих чувствах дитя, прошедшее по лезвию греха и навеки несущее печать искушения…

Перерыв в слушании заканчивался. Время клонилось к трем часам пополудни.

Тихий, настойчивый стук в дверь прервал грустные мысли епископа.

Судейский секретарь посчитал необходимым доложить, что разрешил свидетельствовать на стороне защиты настоятелю церкви Святого Августина в Марцелле, отцу Иоахиму.

Черные брови Конрада насмешливо взлетели — Однако! Что нам может рассказать почтенный святой отец??

О его грусти не осталось ни следа. Взбодрившись, словно перед новым увлекательным приключением, он посвежел, подернувшиеся усталой поволокой глаза вновь заискрились влажными сапфирами, а рот налился ядовитой слюной.

Его хищное нутро возбужденно затрепетало в предвкушении новой жертвы.

Новый этап заседания начался. Зал, набитый до отказа праздными зеваками притих, как только маленький священник был вызван к судейскому столу для дачи показаний.

Неловко споткнувшись перед кафедрой, он смущенно извинился и, не обращая внимания на раздавшиеся смешки зрителей, повернулся к сидящим за столом троим судьям, и приветствовал каждого в отдельности.

В тот момент, когда его спокойные серые глаза пересеклись с сияющим синим взором Его Святейшества, невольная дрожь пробежала по спине отца Иоахима. Ясная как день мысль родилась в голове, и заставила содрогнуться от своей истинности и простоты.

Он уже никогда не вернется в Марцелль. Человек, сидящий напротив и внимательно разглядывающий его, прочитывающий мысли и предугадывающий намерения, не допустит этого. Молчаливый визуальный контакт длился от силы несколько мгновений, и когда глаза епископа разорвали его первым, отец Иоахим обреченно поник головой. Если бы он мог читать мысли своего визави, то с удивлением заметил бы неожиданный испуг, перемешанный с восхищением и уважением. Но епископ, опытный мистификатор, умело скрыл за вежливой улыбкой крайнюю степень волнения. Любезным жестом он предоставил слово новому свидетелю и откинувшись в кресле, сохраняя невозмутимое выражение лица, прикрыл глаза, весь обратившись в слух.

Маленький священник, поблагодарив судей за возможность выступить, повернулся лицом к осужденным женщинам и доверительно улыбнулся каждой. Его встретила ответная радостная улыбка Кристины и настороженные, внимательные черные глаза знахарки, слышавшей о нем от Михаэля, но никогда прежде не встречавшей.