Сказка Шварцвальда

— Уважаемые судьи, почтенная публика, я собираюсь выступить на стороне защиты и предупредить вас не торопиться с поспешным осуждением невинных. Ибо они действительно невинны в своих заблуждениях. Перед вами дети природы, родившиеся на ее лоне и впитавшие с молоком матери ее тайны. Которые нам, городским жителям кажутся непостижимыми и лишь по этому опасными. Неизвестность — априори означает опасность. Опасность подразумевает страх. Вы боитесь их, потому что не хотите понять… и потому, что не ведаете того, что знают они…

Зал притих. Люди не ожидали услышать подобное из уст священника, которому положено саном клеймить иноверцев и отступников.

На губах епископа играла довольная улыбка. Глупец начал добровольно строить себе эшафот.

— Вина Регины в том, что она лечила больных не молитвами, восславляющих Господа нашего, как праведная христианка. Она использовала для доброго дела знания, полученные из рук самой матери природы, используя древние тайны ушедших поколений о целебной силе трав и минералов. Разве ее вина в том, что она знала более, чем знаете вы? И свое умение посвятила оказанию помощи нуждающимся?

И она, и христианские молитвы делают одно и тоже. Ее травы лечат тело, а благостные слова сначала душу, которая в свою очередь, окрыленная верой, врачует немощное тело.

Среди зрителей пролетела волна недоумения. Бедные необразованные люди чувствовали, что отец Иоахим говорит истину, но слова и выражения, что он использует, не понятны, не знакомы и уже потому опасны. Люди в недоумении смотрели на епископа, продолжавшего хранить терпеливое молчание.

Иоахим уверенно продолжал.

— Вы обвиняете ее в пособничестве Дьяволу, но свидетельства доносчиков ложные и далеки от правды. Они собирались путем подкупа. Я сам был тому свидетелем, когда присланные из Фрайбурга военные, дабы не терять времени даром, за пару гульденов записывали нелепые сказки в допросный лист, планируя выдать их за истину. Большинство имен свидетелей вымышлены, таких людей не существует…

Зад взорвался от негодования. Разочарованные возгласы жаждущих смертельного приговора растворились в возмущенных криках поборников справедливости.

Бургомистр нервно заерзал в кресле, опасаясь беспорядков. Бросив встревоженный взгляд на Конрада, он от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Епископ превратился в неподвижную статую, лишь уголки рта его приподнялись вверх, изобразив гротескную улыбку на непроницаемом восковом лице.

Отец Иоахим, приподнял вверх руку, призывая зрителей к тишине.

— Вы обвиняете этих несчастных женщин в пособничестве сатане. Я же отвечаю — нет!!! Нет в их действиях ничего, что могло бы их очернить. Древние восточные мудрецы, арабы, китайцы писали бесконечные трактаты, классифицируя лечебные свойства трав и камней. Безусловно, обладая ценными знаниями у человека всегда есть выбор, каким путем идти, с какой целью их использовать, на благо или во вред… У меня бесконечное количество свидетелей, живущих в Швабии, в Тюрингии, далекой Саксонии и Померании, что рецепты Регины использовались лишь на благое дело… а если больные умирали, то на то была воля Господа. Лишь ему дано произнести последнее слово. Я утверждаю, что это истина, потому что гонцы, отправляемые за снадобьями в Черный лес в поисках затерянной избушки, обращались именно ко мне с просьбой указать правильную дорогу!

Что же касается невинной девочки, которая испытывает страдания, просиживая на неудобной скамье в течении уже нескольких часов, то несколькими неделями ранее я имел возможность выслушать ее исповедь и с радостью отпустил все ее детские прегрешения. Она чиста словно агнец на фоне того зла, что ей довелось испытать и того, что я вижу в этом зале…

Веки епископа дрогнули и в прорези глаз сверкнули синие отблески. Через мгновение он снова сомкнул очи и отрешился от происходящего.

— Позвольте уточнить, святой отец! — раздался голос встрепенувшегося бургомистра, — о каком именно зле вы сейчас говорите?

Кристина переглянулась с грустной Региной. Странно, но слова святого отца не произвели на нее ровно никакого впечатления. Она выглядела еще более подавленной, чем во время выступления Марты Цубригген.

Отец Иоахим оглядев сбитый с толку народ, сидевший тихо словно мыши, поднял руки в благословении