Сказки братьев Гримм

Взял человечек у нее ожерелье, подсел к прялке, и — турр-турр-турр — три раза обернется веретено — вот и намотано полное мотовило золотой пряжи. Вставил он другое, и — турр-турр-турр — три раза обернется веретено — вот и второе мотовило полно золотой пряжи, и так работал он до самого утра и перепрял всю солому, и все мотовила были полны золотой пряжи.

Только солнце взошло, а король уже явился. Увидел он золотую пряжу, удивился и обрадовался, но стало его сердце еще более жадным к золоту. Велел он отвести Мельникову дочку во вторую комнату, а была она больше первой и тоже полна соломы, и приказал он девушке, если жизнь ей дорога, всю солому за ночь перепрясть.

Не знала девушка, как ей быть, как тут горю пособить. Но вот снова открылась дверь, явился маленький человечек и спросил:

— Что ты дашь мне за то, если я перепряду тебе солому в золото?

— Дам тебе колечко с пальца, — ответила девушка.

Взял человечек кольцо, начал снова жужжать веретеном и к утру перепрял всю солому в блестящую золотую пряжу. Увидел король золото, обрадовался, но ему и этого показалось мало, и велел он отвести Мельникову дочку в еще большую комнату, а соломы в ней было полным-полно. И сказал ей король:

— Ты должна все это за ночь перепрясть. Если тебе это удастся, станешь моею женой. «Хоть она и дочь мельника, — подумал он, — но жены богаче ее мне во всем свете не найти».

Осталась девушка одна, и явился в третий раз маленький человечек и спрашивает:

— Что ты дашь мне за то, если я и на этот раз за тебя солому перепряду?

— Нет у меня ничего, что я бы могла тебе еще дать.

— Тогда пообещай мне своего первенца, когда станешь королевой.

«Кто знает, как оно там еще будет!» — подумала Мельникова дочка.

Да и как тут было горю помочь? Пришлось посулить человечку то, что он попросил. И человечек перепрял ей за это еще раз солому в золото.

Приходит утром король, видит — все сделано, как он хотел. Устроил он тогда свадьбу, и прекрасная дочь мельника стала королевой.

Прошел год, и родила она прелестное дитя, а о том человечке и думать позабыла. Как вдруг входит он к ней в комнату и говорит:

— А теперь отдай мне то, что обещала.

Испугалась королева и стала ему предлагать богатства всего королевства, чтобы он только согласился оставить ей дитя. Но человечек сказал:

— Нет, живое мне милей всех сокровищ на свете.

Запечалилась королева, заплакала, и сжалился над ней человечек:

— Даю тебе три дня сроку, — сказал он, — если за это время ты мое имя узнаешь, то пускай твое дитя у тебя останется.

Королева всю ночь вспоминала разные имена, которые когда-либо слышала, и отправила гонца по всей стране разведать, какие есть еще имена на свете. На другое утро явился человечек, и начала она перечислять имена, начиная с Каспара, Мельхиора, Бальтазара, и назвала по порядку все имена, какие знала, но на каждое имя человечек отвечал:

— Нет, меня зовут иначе.

На другой день королева велела разузнать по соседям, как их зовут, и стала называть человечку необычные и редкие имена:

— А может тебя зовут Дохлая кляча, или Баранья нога или Косолапый?

Но он все отвечал:

— Нет, меня зовут иначе.

На третий день вернулся гонец и сказал:

— Ни одного нового имени найти я не мог, но вот забрел я далеко-далеко, к высокой горе, покрытой густым лесом, и увидел там маленькую избушку, пылал перед нею костер, а через него скакал смешной, забавный человечек; он прыгал на одной ножке и кричал:

Нынче пеку, завтра пиво варю,У королевы дитя отберу;Как хорошо, что никто не знает,Что Хламушкой меня называют!

И обрадовалась же королева, услыхав это имя! Вскоре к ней в комнату явился опять человечек и спросил:

— Ну, госпожа королева, как же меня зовут? — А она сначала спросила:

— Может быть, Кунц?

— Нет.

— А может быть, Гейнц?

— Нет.

— Уж не Хламушка ли ты?

— Это тебе сам черт подсказал, сам черт подсказал! — завопил человечек и так сильно топнул со злости ногой, что провалился в землю по самый пояс. А потом схватил в ярости обеими руками левую ногу и разорвал себя пополам.

СКАЗКА О ТОМ, КТО ХОДИЛ СТРАХУ УЧИТЬСЯ

ыло у отца двое сыновей. Старший умный и толковый, все у него ладилось, а младший — дурень: ничего толком не знал и не понимал; посмотрят на него люди, бывало, и скажут:

— Трудно придется с ним отцу!

Старший сын, бывало, со всякой работой всегда управится, но стоило отцу послать его за чем-нибудь запоздно или ночью, а проходить нужно было мимо кладбища, он всегда отвечал отцу:

— Ох, батюшка, не пойду я туда, мне страшно! — уж очень был он боязлив.

Или, бывало, начнут вечером у очага всякие небылицы рассказывать, что у иного мороз по коже пробегает, — то и дело слышится: «Ах, как страшно!» — а младший сидит себе в углу, тоже слушает, и никак ему невдомек, что это значит — страшно.

— Все говорят: «Мне страшно! Страшно!» — а мне вот ничуть не страшно. Пожалуй, я в этом ничего не смыслю.

И говорит ему однажды отец: