Сказки братьев Гримм

— Раз так, я сам побегу за гостем, — говорит хозяин.

Ушел он, а Гретель отставила вертел с курами в сторону и подумала: «Если долго придется у печки стоять, еще вспотеешь и пить захочется. Почем знать, когда они там явятся; сбегаю-ка я в погреб да выпью глоточек». Спустилась она в погреб, подставила кружку и говорит: «На твое здоровье, Гретель», — и сделала порядочный глоток. «Вино к вину тянет, не хорошо отрываться», — добавила она и выпила еще. Пришла и поставила кур снова на огонь, помазала их маслом и стала весело вертел поворачивать. А жаркое вкусно пахло, и Гретель подумала: «А что, если что-нибудь не так? Надо кур отведать!» Потрогала она их пальцем, лизнула и говорит:

«Ой, какие вкусные куры, их прямо грешно не есть теперь же!» Подбежала она к окошку поглядеть, не идет ли хозяин с гостем, видит — нет никого. Подошла она снова к курам и подумала: «Одно крылышко подгорело, лучше я его съем». Отрезала она его, съела — ой, как вкусно было! — и подумала: «Надо и другое отрезать, а то хозяин заметит, что чего-то недостает». Съела она оба крылышка и пошла опять поглядеть, не идет ли хозяин, но видит, что его нету. «Кто знает, — пришло ей в голову, — может, они куда-нибудь зашли, и вовсе не придут?» Вот она и говорит:

— Эй, Гретель, будь веселей, коль одна уже начата, выпей-ка добрый глоток вина да съешь ее до конца, а как съешь ее, успокоишься: чего божьему дару пропадать!

Сбегала она еще раз в погреб, выпила порядочный глоток и преспокойно съела всю курицу. Вот и не стало одной курицы, а хозяин все еще домой не возвращается. Посмотрела Гретель на другую курицу и решила: «Где одно, там другое, одно к другому приходится. Коли съела одну, съем и другую, зачем делать разницу. А если выпить еще разок, никакого вреда от этого не будет». Хлебнула она еще порядочный глоток и вслед за первой покончила и со второй курицей. Наелась она вволю, а тут приходит хозяин и говорит:

— Ну, Гретель, живей, сейчас гость придет.

— Ладно, хозяин, уж я все приготовлю, — отвечает Гретель.

Посмотрел хозяин, накрыт ли как следует стол, взял большой нож, чтоб кур разрезать, и начал его тут же точить. А в это время приходит гость и стучится вежливо и тихонько в дверь. Гретель бежит посмотреть, кто там такой, видит — гость пришел. Приложила она палец к губам и говорит ему:

— Тише! Титле! Скорей уходите отсюда; если хозяин вас поймает, плохо вам придется! Он хоть и пригласил вас на ужин, а у самого одно на уме: как бы вам уши отрезать. Слышите, он уж и нож для этого точит.

Услыхал гость, что нож натачивают, и давай бежать со всех ног с лестницы. А Гретель бросилась к хозяину с криком:

— Хорошего гостя вы пригласили, нечего сказать!

— Что такое, Гретель? Что ты говоришь?

— Да вот, выхватил он у меня из миски обе курицы, которые я подавать собралась, и убежал с ними.

— Вот так-так! — сказал хозяин, и стало ему жаль хороших кур. — Хотя бы одну мне оставил на ужин.

И он крикнул вслед гостю, чтобы тот остановился, но гость сделал вид, будто ничего не слышит. Кинулся хозяин вслед за ним, как был, с ножом в руке, и закричал:

— Одну только! Одну только! — желая этим сказать, чтоб гость оставил ему хотя бы одну курицу, но гостю послышалось, что тот требует дать ему одно ухо, и он побежал, как угорелый, домой, чтобы как-нибудь да спасти свои уши.

ЛЕНИВЫЙ ГЕЙНЦ

ейнц был очень ленивый. Он каждый раз тяжело вздыхал, когда возвращался вечером с работы. А только и было у него работы, что козу на лугу пасти.

— Вот уж, по правде сказать, тяжелое и утомительное дело — с весны до поздней осени, из года в год гонять козу на поле! — говорил он. — Если бы хоть при этом прилечь можно было да соснуть маленько — но куда там! Надо во все глаза глядеть, как бы она молодые деревца не объела или к кому-нибудь в сад не забралась бы, а то и вовсе не сбежала бы. Ну разве можно при такой работе жить спокойно и радостно?

Гейнц уселся, собрался с мыслями и стал раздумывать, как бы ему от этой обузы избавиться^{5}. Долго не мог ничего придумать. И вдруг его словно осенило:

— Уже знаю! Женюсь-ка я на толстой Трине. У нее тоже коза есть. Вот она и будет обеих вместе пасти. Кончится тогда мое мученье.

Поднялся Гейнц, потянулся, чтоб немножко размять свое утомленное тело, и перешел через дорогу — дальше-то идти не надо было, тут и жили родители толстой Трины — и начал он свататься за их прилежную и скромную дочку. Родители не стали долго раздумывать и тут же согласились: «Ровня с ровней сходится», — подумали они. Сделалась толстая Трина женой Гейнца и стала пасти обеих коз. Для Гейнца настали красные деньки, ему и отдыхать-то теперь ни от какой работы не приходилось, разве что только от собственной лени. Только иногда выходил он вместе с женой в поле и говорил:

— Это только для того делается, чтоб больше оценить покой.

Но и толстая Трина была нисколько не менее его ленива.