Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

– Вернемся к «Игре престолов». Если это отражение западного взгляда на мир, то самое в нем парадоксальное и интересное – это финальный разговор о невозможности демократии. Весь сериал посвящен, и название об этом говорит, борьбе за единый трон. Казалось бы, это огромный мир, где в каждой республике или маленькой монархии может править свой шеф, и тем не менее все они озабочены борьбой за один трон в некоей столице. В центре идея единовластия, магия трона, который в конце уничтожен, по счастью. Уничтожен трон, но не единовластие, институт не уничтожен! Мы видим важнейшую сцену в последней серии. Собираются выжившие главные герои и пытаются провести демократическое собрание, что-то решить. Они терпят абсолютное фиаско и выбирают того единственного, кто даже не является человеком. А когда один из них – и мы знаем, что этот герой – автопортрет Джорджа Мартина, – единственный интеллектуал на весь сериал, Сэмвелл, предлагает идею демократии, она вызывает у всех смех. Это западный мир, но в нем почему-то возможен только трон и сидящий там единый царь – или царица, как раз в этом смысле здесь полное равенство.

Павел Пепперштейн:

Это сериал эпохи глобализации. Запад, который эту глобализацию сегодня осуществляет, готов жертвовать ради единого мира многим. Христианством, которое действительно мешает ему сейчас в глобализационных процессах, хотя когда-то христианский проект глобализации был самым авторитетным. А сейчас он неактуален. Естественно, демократией тоже следует пожертвовать. Запад демонстрирует полную к этому готовность, мы видим это и в политическом измерении, и в культурном – готовность пожертвовать идеалами демократии и практикой демократии ради единого мира, который возглавляется некими старыми мифами. То, что отличает этот проект от предыдущих глобализационных проектов, – это, парадоксальным образом, программное, принципиальное отсутствие новой идеи. Ведь все предыдущие глобализации шли под знаком объединения мира новой идеей. Эллинизм Александра Македонского – совершенно новаторский на тот момент, недаром он был учеником Аристотеля. Он его предлагал всему миру, надеялся, что выступит мощным объединителем мира. Затем христианство – совершенно новая, римская идея объединения мира… Сейчас мы видим глобализацию, которая опирается на очень старые идеи. Запад как бы говорит всем: мы знаем ваше прошлое, мы знаем то, о чем вы сами забыли, и мы собираемся не предложить вам новую реальность, а пробудить в вас вытесненные воспоминания, ваше подсознание. Эта вся древность начиная с толкиновской – эльфы, гномы, драконы – есть у всех народов, и она во всех легко пробуждаема. Почему бы и нет? Гениально на этом базировать новый единый мир.

– На мифе? Об этом писал Владимир Пропп и многие другие исследователи, просто Пропп гениальнее остальных. Мифологический скелет во всех культурах один и тот же.

Павел Пепперштейн: Абсолютно универсальный, да. Если не считать анклавных, очень изолированных культурных образований. Как правильно вы вспомнили Проппа! Его можно назвать отцом современного глобализма в каком-то бессознательном смысле. Толкин, конечно, вполне осознанно занимался той проблематикой, у них же была целая группа. Тот же Клайв Льюис тоже в ней состоял, но он был христианином, и поэтому мы не видим никакого культа Льюиса сейчас. Хотя для той группы он был лидером, а Толкин был в тени. Оказалось, что настоящим гением и авторитетом из этого круга стал именно Толкин, потому что он на христианство не медитировал, отказался от него решительно и, можно сказать, соответствовал тому, что происходило через пролив в Германии в мозгах у Гитлера и его приверженцев.