Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

– Многие обвиняли «Властелина колец» в неосознанном фашизме, отказе оркам в своей правде, в какой-то человечности, в тотальной дегуманизации противника. Чего, кстати говоря, средневековые мифы и эпосы избегали. В поэмах вроде «Неистового Роланда» Ариосто или «Освобожденного Иерусалима» Тассо мусульманские и христианские рыцари примерно равнозначны в доблести, одинаково интересны читателю и автору. Но у Толкина нет.

Павел Пепперштейн: Нет. Толкин совершает грандиозную инверсию – образ иудейского бога, который часто иконографируется как некий глаз над горой, он превращает в тотальное зло. То есть в принципе демонизирует иудейского бога, Всевидящее око из чего-то благого превращается в символ зла.

– Классический масонский образ глаза в треугольнике, конечно, и есть глаз Саурона над Мордором.

Павел Пепперштейн: Именно. В этом смысле как раз наша страна в этой растасовке выступает как оплот, грубо говоря, иудаизма, иудеохристианской линии. Я предложил в какой-то момент наш народ переименовать в евруссов. Народ евруссов, он противостоит этой версии глобализма. Мы видим это сейчас и в политической реальности. Захват Крыма, или там присоединение Крыма, тоже можно в этом ракурсе рассматривать: само слово «Крым» происходит от народа караимов, которые заимствовали иудейскую письменность и частично иудаизм как формы религиозного опыта и одни из первых, уже после хазар, скомбинировали это со степным тюркским опытом. Как и хазарский опыт, так и караимский опыт – это базисы русского мира, принявшего в себя это Всевидящее око.

– Мы иронически называем себя Мордором. Так и есть, мы – Мордор.

Павел Пепперштейн: Мы и есть Мордор. И рука Москвы – это и есть Око, Всевидящее око. Рука Москвы, глаз Москвы…

– Завиральная идея сумасшедших националистов, что Христос был русским, немедленно получает свое полное подтверждение.

Павел Пепперштейн: Собственно, достаточно сказать, что он был евреем. Это уже то же самое, что быть русским. При этом интересна эволюция этого образа России от Толкина к «Игре престолов». Мы окончательно превращаемся уже в мир мертвых. Если мы были миром зла у Толкина, то здесь становимся умертвиями. Умертвия у Толкина выступали и на стороне добра! Ситуативно. Но им как будто бы не придается такого глобального значения. Здесь же за Стеной находится сначала какая-то прослойка одичалых, ну понятно, что это скандинавы, из этого секрета никто не делает, а за ними, собственно, Россия, то есть белые ходоки. Это мы.

– Интересно в этом контексте заметить, как последние лет десять Америка опять одержима, казалось бы, устаревшей темой зомби-апокалипсиса. Только что Джармуш снял фильм «Мертвые не умирают», многие годы идут «Ходячие мертвецы», никак не доходят…

Павел Пепперштейн:

Там интересная история, которая немного подзамята. Как же они все-таки возникли, эти мертвецы? Их создали силы природы, эти древние деревья, некие проэльфы – Дети Леса, когда поняли, что человечество губит природный мир. Тогда и создали каким-то образом белых ходоков. Получается, это экологический протест. Природа с нами воюет людьми.

– Как Годзилла? Персонализированная стихия.

Павел Пепперштейн: Да. Монстрическая такая. Как раз Россия, видимо, в западных глазах в контексте этой новой мифологии так и предстает. Потому что других репрезентаций, которые можно было бы как-то отождествить с Россией, там нет. Все остальные либо Европа, либо арабы, либо еще какой-то Восток. Россия – это, понятное дело, трупы просто.

– Это еще и федоровская утопия, эти трупы восставшие. Только в России есть такая утопия, что мертвецы восстанут и будет хорошо. Остальной мир считает, что восстанут и будет ужас. А нам кажется, что классно.