Сказки тесного мира

Ты нажмёшь пробел, сдвигающий дверь, войдёшь осторожно, покрошишь в салат беспечных солдафонов (их на этом уровне мало, только в самом начале), и пойдёшь по тихим, пустым виртуальным коридорам, пока не выйдет он. И вот тогда держись! Стреляй, убегай, возвращайся, снова стреляй. И так до бесконечности, – до победы или до поражения. У тебя есть бесчисленное число попыток, если ты умеешь правильно сохраняться. Нужно набрать определённую комбинацию на клавиатуре после того, как сразил множество врагов и вышел за дверь, в тишину и безопасность. И если тебя после этого сохранения убьют, ты вернёшься не в начало уровня (как бессмысленный “чайник”), чтобы всё начать заново, а именно к этой двери, за которой ты всех уже уничтожил. Очень удобно, не нужно терять времени попусту. Ещё более удобная комбинация – полное возвращение своему герою (себе!) жизненных сил и боеприпасов. Эта операция была для Вовка почти запретной, не джентльменской, и использовал он её только на последних уровнях, где битва велась не на жизнь, а на смерть, и где действовал монстр, которого не только одиночными выстрелами, но даже полноценной, продолжительной очередью из пулемета вряд ли убьешь.

Мало того, что враг был почти неуязвим, он ещё и атаковал. На разных уровнях они (все его ипостаси) стреляли, швыряли, плевали чудовищными зарядами, от которых можно было спастись исключительно бегством. Но если уж в тебя попадала такая плюха, ты тотчас погружался в красный пол, что означало твою безоговорочную виртуальную гибель. Это, конечно, не смертельно в реальности, но довольно неприятно для самолюбия и страшно подогревает азарт и мстительность.

Леонид курил. Не то чтобы он нервничал, не подумайте. Уж не настолько влиял на него этот электронно-пластиковый ящик с экраном и кнопками.

Нет, конечно, компьютер оказывал определённое воздействие на жизнь Леонида, но власть его была кратковременна и не распространялась на жизненно важное.

Иногда, к примеру, заходя в лифт и оставаясь в тесной кабинке один на один с раздвижными дверьми, Вовк думал, что хорошо бы сохраниться, а то вот сейчас разъедутся створки и расстреляют его в упор кровожадные воины. А продвигаясь осторожно по любому коридору и приближаясь к повороту, он очень хотел, скользнув вдоль самой стены на цыпочках, потихоньку выглянуть за угол и сразу спрятаться, отбежать в сторону, подождать, не появятся ли враги, чтобы быстро уложить их, разоружить и двинуться дальше.

Но, собственно, и всё. Кроме таких вот смешных инерционных ощущений, да ещё, может быть, некоторой затравленности и пришибленности в первые тридцать-сорок минут после многочасовой игры, Леня не испытывал ничего пугающего и ничего похожего на синдром компьютерной зависимости.

Вовк не думал о компьютере всё время, мог легко оторваться от игры в самом разгаре, если требовали обстоятельства, и не чувствовал какого-либо необычного огорчения. Словом, поводов для беспокойства у Леонида в вопросе отношений с компьютером не было. И даже была одна положительная, по его мнению, сторона. Конечно, Лёня не относился к этому новому ощущению всерьёз, не мог говорить о нём применительно к реальности.

Он как-то перестал бояться смерти, где-то глубоко... даже не в голове – это почти не осознавалось – скорее, в сердце, засела уверенность, что если использовать правильную комбинацию кнопок, то в случае гибели вернёшься живым в нужную тебе точку пространства и времени.

И всё-таки Леня курил. Просто он курил в жизни. Немного, правда, и предпочтительно хорошие сигареты, но...

На столе светилась лампа, небольшой фрагмент провода которой неведомо отчего расплавился и оголился; рядом лежала изолента – Леонид ещё днем думал заизолировать опасный провод, да закрутился, отложил на вечер, а потом просто забыл.

Под лампой уже стояла большая чашка горячего чая с вареньем – непременный атрибут леонидовых ночных бдений.

Всё было тихо-спокойно. Тишина колдовала и пророчествовала. Вовк готовился к битве.

Табачный дым скручивался в туманности, спирали галактик, зависал живыми клубами в полутёмном офисе.

За морозным окном в комьях холодного света фонарей ветер перемещал роты снежинок от здания, в котором нёс службу на ночном посту Леонид Вовк, к троллейбусному парку, где тесно жались друг к другу железными боками неповоротливые вялые машины с замерзшими опущенными рогами – странно холодно было той ночью в Москве, – а ещё добирался снег до казарм красного кирпича, где, объединённые идеей воинской части, отходили ко сну утомлённые защитники родины. Леонид никого не защищал, но парадоксально чувствовал какое-то родство с этими спящими воинами. Возможно, так он настраивался на решающую битву.

Когда очередной окурок не поместился в маленькую офисную пепельницу, – “односпальную”, как называла её всегда пахнущая возбуждающе сладко секретарша шефа Марина (с которой у Лёни случился как-то нелепый мучительный микро-роман), – Леонид понял, что его час пробил.