Схрон

— Задавайте, — буркнул ученый, с рассеянным видом созерцавший пейзаж.

— Чем вы объясняете противоречие: вакуум данной Ветви не имеет стрелы времени, но время здесь тем не менее имеет направление и необратимо?

— Направление необратимых физических процессов определяют вероятностные законы статистики при случайных взаимодействиях. Этим законам подвластен и вакуум, но зафиксировать низкоэнергетические взаимодействия неизмеримо труднее. Мы их просто не замечаем. Кроме флуктуаций. — Златков почесал горбинку носа. — В принципе, конечно, каждый атом — флуктуация, но это уже вопрос философии.

— Вы хотите сказать, что ваша Метавселенная изначально родилась со вложенными в нее вероятностными законами? С законом роста энтропии?

Златков вдруг словно проснулся, зачарованно глянул на потягивающего коктейль Жданова.

— Браво, гриф! Неужто сами дошли, или подсказал кто? Те, Кто Следит, например?

— Я уже понял, что Те, Кто Следит — ваши подсказчики. Мои же друзья — Хранители Равновесия, ну, или, по-вашему, «хронохирурги». Но «дошел» я сам.

— О чем речь? — любезно осведомился Ромашин. — Что-то к вечеру я туго соображаю.

— Возможны миры, где вероятностные законы не работают, — развеселился Жданов. — И этими мирами являются как раз Ветви, или, если хотите, Корни Древа Времен, принадлежащие «хирургам». Сверхсистеме типа «грибница», задумавшей изменить кое-какие законы существования Древа.

— Но ведь мы уже пришли к выводу, что «хирурги» для нас — разумная система типа «стая».

— Просто в разных Ветвях они принимают разный облик, причем именно в соответствии с законами вероятности, вложенными в Ветви.

— Тогда я не понимаю смысла их Игры с Теми, Кто Следит. Что это за Игра, в результате которой может измениться все Древо и сами Игроки в придачу?

— А Игры никакой и нет, — меланхолически заверил всех успокоившийся Златков. Ромашинский коктейль понравился ему, и он налил себе еще бокал.

Едва не поперхнувшийся Ромашин сделал большой глоток коктейля, осторожно поставил бокал на столик, вытер губы.

— Вы шутите, Атанас?! Ведь вы первый сделали предположение об Игре такого уровня…

— Теперь я думаю несколько иначе.

Жданов с интересом, Ромашин с недоверием посмотрели на Златкова. Ученый слабо улыбнулся, пребывая в благодушном настроении.

— Я неправильно выразился, коллеги. Все мы участвуем в Игре, подразумевая управляющее начало — Игроков. Для нас это нормально. Однако после долгих размышлений и расчетов я пришел к выводу, что мы участвуем в Игре совсем другого плана. — Атанас допил коктейль, пососал дольку лимона — собеседники терпеливо ждали продолжения, — подумал и налил себе третий бокал напитка. — Знаете, Игнат, ваш коктейль действительно чудесен. Я тоже возьму рецепт, если не возражаете.

Комиссар сделал иронический поклон.

— Давно не чувствовал себя так покойно и комфортно, — продолжал Златков, словно не замечая красноречивых взглядов. — Но к теме. Я пришел к выводу, что Игра, в которую мы вовлечены якобы помимо нашей воли, это саморегулирующийся, многомерный, многоплановый, принципиально транзитивный[15], а может быть, и разумный процесс.

На веранде установилась прозрачная тишина. Птицы и те смолкли на какое-то время. Лишь коротко прошелестели листья берез от налетевшего слабого ветерка.

Долго-долго смотрели на ученого двое мужчин, отвечающих за безопасность человеческих коллективов, потом Ромашин тихо проговорил:

— Означает ли это, что Игроки тоже управляемы?

— Вы, как всегда, точны в формулировках, комиссар, — рассеянно согласился Златков. — Я даже скажу больше… Впрочем, чувствую, вы еще что-то хотели сказать?

— Игра как разумный процесс, в результате которого непрерывно изменяется матрица Мироздания, или, иначе, Древо Времен, есть Бог!

Златков поморщился.

— Обычно Бога вспоминают, когда хотят перевести проблему в разряд запредельно сложных. Можно говорить и о Боге, если хотите, как о Творце Игр бесконечной сложности, разбитых на уровни и подуровни. На каком-то подуровне к Игре подключаемся и мы, биологические существа с конечным сознанием. Так вот Творец Игр — сам вне Игры. Вне Древа Времен, которое и есть Его Игра, так сказать, Лила.

— Что такое Лила? — поинтересовался Жданов.

— Индоарийский термин, означающий деяния Бога, производимые им по собственной воле, легко, играючи. Соответствует в принципе тамильскому Тирувилеиядалю — священной игре.

— Я понял! — негромко, с дрожью в голосе, произнес Ромашин, совершенно не стыдясь своих чувств. — Но ведь если мы осознали уровень своего участия, не означает ли это, что мы можем из Игры… выйти?!

— Наверное, можем, — кивнул Златков.

— Каким образом? — теперь уже не удержался от удивленного восклицания Павел Жданов. — Как предлагал комиссар — собрать всех Ждановых и других исполнителей в кучу и объяснить им смысл происходящего?

Златков покачал головой.