Скучаю по тебе

– Ты же не пытаешься разведать про мою личную жизнь, да, Макдоналд?

– Нет, что ты!

– Ты часто бываешь в театре? – спросила она.

Вопрос был таким неожиданным, что я даже усомнился, не упустил ли какую-то часть нашего разговора.

– Никогда, – ответил я.

– О, просто в прошлый раз ты говорил, что был в Национальном театре…

В прошлый раз? Она имела в виду то первое Рождество после смерти Росса? Это было четыре года назад, практически в прошлой жизни. Я был еще совсем мальчишкой, полным восторгов по поводу возможностей большого города. Вот уж не думал, что она может это помнить.

– …Вот я и подумала…

– Ну да, я до сих пор люблю театр, – сказал я. – Но не хожу туда.

– Нам надо обязательно сходить, – проговорила она.

Я посмотрел на ее пустой бокал и подумал, что не только я несу околесицу. Она что, флиртует со мной?

– Еще? – спросила она.

– Почему бы и нет? – согласился я.

Я достиг того состояния, когда тебе кажется, что ты себя полностью контролируешь, стадия, предшествующая полному забвению.

Не помню, сколько мы еще выпили. И кто оплатил счет. И о чем мы говорили до того момента, как я оказался идущим с ней по улице посреди Сохо, через пустынную Оксфорд-стрит по улице, параллельной Тоттенхэм-Корт-роуд, на которой было множество греческих ресторанчиков, закрытых в этот час.

– Шарлотт-стрит, – прочел я указатель, подумав, не сон ли все это.

– Да, идеально подходит, согласись? – Она рассмеялась своим легким, обезоруживающим смехом. – А вот и мой дом, – она указала на дверь рядом с газетным киоском.

Я вспомнил, что, кажется, до этого тем вечером она рассказывала, что переехала в другой район, поближе к больнице.

– Зайдешь на чашку кофе?

* * *

У нее была студия на мансардном этаже с встроенными шкафами под скосами крыши и французским окном, которое выходило на маленькую террасу на крыше.

– Присаживайся, – скомандовала Шарлотта и пошла набирать воду в чайник.

Кухня была такая маленькая и низкая, что я не мог в ней выпрямиться во весь рост. Единственным местом, где я мог сесть, были два венских стула у круглого столика либо большая кровать, накрытая тяжелым белым покрывалом с кружевом. С потолка свисала люстра, украшенная цветами из разноцветного стекла. По стилю квартира была похожа на один из антикварных магазинчиков в переулках квартала Сен-Жермен, куда, кажется, не пускают простых посетителей.

Шарлотта вернулась с двумя разными фарфоровыми чашками.

– Здесь, конечно, не шикарно, но все равно, взгляни, какой вид. – Она прошла мимо меня и открыла французское окно.

С одной стороны виднелась телевизионная башня, неожиданно близкая и огромная, а с другой – темные крыши домов. Здесь царила почти загородная тишина, не сравнимая с той, что была на крыше в Сохо, лишь изредка вздыхали и клацали поезда с железной дороги из Юстона. Их мы тоже иногда слышали из своей квартиры, когда летом открывали окна.

– Слушай, мне, пожалуй, пора домой.

– О…

Не «ладно», а просто «о…».

Терраса была такая крошечная, что я чувствовал запах ромашкового чая в ее кружке, который смешивался с мощным ароматом ее духов. Она что, только что брызнула на себя духами? Зачем? Я ей нравлюсь? Да нет, конечно! Уж не в этом смысле. Или что, это шутка? Пока мы были на улице, я отлично соображал, мне казалось, я совершенно протрезвел. Но теперь, заново активированный черным горячим кофе, алкоголь в моем теле снова вступил в силу. Мне было не по себе, почти страшно, потому что я понимал, что, если повернусь к ней хоть на один градус, я в опасности.

Она пошевелилась первой. Вошла, скинула туфли, взяла пульт от телевизора.

– Господи! – воскликнула она.

– Что? – Я сел на кровать рядом с ней.

На экране башни падали, эти два символа города разбивались в прах, а по улицам бежали люди, настигаемые огромной волной пыли и обломков, и это была картина мира, который рушится и никогда уже не будет прежним.

Мы оба молча смотрели на экран. Потом Шарлотта повернулась ко мне, ее лицо от страха было еще прекраснее. И в этот момент я понял, что да, можно. Потом мы целовались с закрытыми глазами, словно отгораживаясь от реальности, срывая друг с друга одежду.

Да, это были не колготки – чулки. Те, что держатся на ноге без подвязок, с широкой полосой кружева по верхнему краю бедра.

Трахаться с Шарлоттой было так же необыкновенно, как с кинозвездой. Ее податливое тело, жадные губы, ее желание отдаться искушению довели меня до такой степени наслаждения, которая граничит с болью, которой я никогда не испытывал раньше и о существовании которой даже не подозревал.

Я лежал, распластавшись, с тонкой и восхитительно красивой девушкой моего брата, прижавшейся к моей груди, и не мог поверить в то, что произошло, боясь пошевелиться, чтобы этот фантастический сон не обернулся неловкой ошибкой.

Наконец Шарлотта подняла голову, ее губы были темными от поцелуев, волосы небрежно распущены по плечам.

– Ты совершенно точно повзрослел, – произнесла она.

Я боялся сказать даже слово.

Она откатилась, подвинув мою руку так, чтобы удобно лечь рядом.

– Знаешь что… – Она взяла мою руку и провела ею между ног. – Думаю, это еще не все.