Вариантов больше не оставалось. У Таньки просить номер Шурика было бессмысленно: она сама его не знала, а Серёжка не дал бы из вредности.
"Блин, что делать? " – я озадаченно потёрла себе лоб.
Телефонный звонок прервал мои размышления. Звонили с незнакомого номера – у бабки, как и у всех в конце девяностых, стоял телефон с определителем. Я нехотя подняла трубку.
– Попросите Зою Александровну, – раздался на том конце мужской голос.
– Её нет дома, – отвечала я, – А что передать?
– Передайте, что звонил Миляев, сосед. По поводу гаража...
Кровь так и отлила у меня от лица.
– Из Круглово? – спросила я.
– Да, из Круглово.
Опансон! На ловца и зверь бежит, как говорится. Я положила трубку, и номер звонившего высветился на полминуты. А так как я в то время не знала, на какие жать кнопки, чтобы посмотреть историю звонков в телефоне – надо было торопиться запомнить номер сейчас, чтобы потом записать его себе. Но ни клочка бумажки, ни ручки, как назло, не оказалось под рукой.
– Пятьсот один, ноль восемь, сорок один... – бормотала я, чтобы не забыть, пока носилась как угорелая по всей квартире в поисках ручки.
Другой телефонный звонок отвлёк меня. На этот раз звонила Сью.
– Пятьсот один, ноль восемь, сорок один! – на одном дыхании выпалила я, сняв трубку.
– Чего? – она даже опешила, – Ты чё, "ку-ку"?
– Да тихо ты, не сбивай! Пятьсот один, ноль восемь... и чего-то там один... Ну вот, сбила меня совсем! Я телефон забыла из-за тебя!
– Да ты можешь толком рассказать? Какой телефон? Чей?
– А ты догадайся с трёх раз, – зло ответила я.
– А-а, Мурика, что ли, твоего...
– Он не Мурик! – рявкнула я.
– Спокойно, спокойно, – сказала Сью, – Главное, что шесть цифр мы с тобой уже знаем. Шестьсот один, ноль восемь и один.
– Не шестьсот, а пятьсот...
– Тем более, – отвечала она, – Так что, согласно теории вероятности, у нас десятипроцентное попадание в десятку. И даже выше...
– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла я.
– Смотри. Подставляем недостающие цифры в пробел. Один подходит?
– Одиннадцать на конце? Однозначно нет!
– Так, значит, круг сужается. Девятка подходит?
– Тоже нет.
– Тоже нет. Итого... Итого у нас остаётся пять вариантов. Двадцать один, тридцать один, сорок один, пятьдесят один и шестьдесят один. Попадание с вероятностью двадцать процентов...
– Слушай, ну ты прям гений! Откуда ты всё это знаешь – проценты, теорию вероятности? Мы даже в школе такого не проходили...
– А мы проходили. Да и дед не зря же меня на даче по алгебре гонял! Но это всё фигня, на самом деле... А ты когда будешь ему звонить?
Я ощутила внизу живота неприятный холодок страха.
– Блин, даже не знаю... Как-то это неудобно...
– Неудобно писать в пузырёк!
– А что я ему скажу? Может, он со мной и разговаривать-то не захочет...
– Ой, господи, ну хочешь, я ему позвоню?
– Ты? И что ты ему скажешь?
– А что в таких случаях говорят? Привет, как дела...
– Но я же не смогу отсюда подслушать...
– Ну тогда давай завтра встретимся у Лёшки. И вместе ему позвоним...
ГЛАВА 24
Лёшка был давним воздыхателем Сью. Его мать дружила с её матерью, и взрослые, как это водится, давно уже решили всё за своих детей, и "обручили" Сью с Лёшкой. Лёшка не возражал, так как сам был в неё влюблён, а вот Сью он не нравился – она называла его "тормоз Вестингауза" и помыкала им как только можно и нельзя. Впрочем, она не спешила рвать с ним связи; он был мальчиком из богатой семьи, и имел не только собственную квартиру в Москве и внедорожник, но и также виллу и магазин модной одежды в Италии, откуда регулярно привозил Сью моднющие тряпки из эксклюзивной европейской коллекции. Мать его вышла замуж за богатого итальянца и переехала к нему, когда Лёшке было всего три года. И, как это обычно бывает, когда человек вырастает в чужой стране и общается по большей части на чужом языке – у Лёшки выработался ярко выраженный иностранный акцент, с которым он говорил даже на русском. Менталитет его и манеры тоже были далеки от наших, русских и привычных, поэтому называть этого рафинированного и, сорри, слегка тормознутого юношу простецким именем "Лёшка" у меня язык не поворачивается. Так что в этой повести он у нас будет Алексис.
И вот к этому-то Алексису я и намылилась в гости на следующий же день, напрочь проигнорировав дедовы поминки.
– А ты что же, на девять дней не останешься? – недоуменно спросила меня бабка.
– Не. Ну так я вечером приду, – и я, хлопнув дверью и не дожидаясь лифта, зацокала своими каблуками вниз по лестнице.