Скверное дело

А хотите, удивлю? — Вдруг спросил Семен Иосифович. Сочтя молчание Памфиласа за согласие, вернулся на место, раздобыл откуда-то из недр толстую книгу и предъявил: — Библия. Культурный вы человек, с пророком Иезекилем знакомы, не лично, конечно, но давайте послушаем, что он нам оставил в наследство. — Нужное место Семен Иосифович нашел не быстро. Пересмотрел несколько закладок, отыскал, видно, нужную, но спешить не стал. Поискал на столе очки, водрузил и, наконец, объявил:

— Нельзя эту книгу невооруженным глазом читать… Слушайте. Вот тут. О возрождении городов Израиля… вот тут… и оставил меня среди поля, и оно было полно костей… и вот дальше… Так говорит Господь Бог (с большой буквы) костям сим: вот, я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь.

Семен Иосифович закрыл книгу и глянул победно. Немудрено, Памфилас сидел, открыв рот, даже буквально открыв. Наконец, откашлялся, как будто в горле что-то застряло.

— Это, как: оживете? Буквально?

— Замечу только, не одного Израиля касается. Вы, историки, хотите мир сложить из прошлого. И мы того же хотим. Но так сложить, чтобы изменить его по собственному разумению и своей надобности. Нам для того ваши знания и нужны, чтобы подобрать свою конструкцию. Умные люди. Материалом одним пользуемся, а строит каждый свое. И говорит: — Я прав. Я Господь. Пришел и буду судить. Потому что он… — Семен Иосифович, как стоял, развернулся и гневно ткнул пальцем куда-то в угол. — Он — преступник. Где? Что? А вот вам свидетельства. Вот доказательства. И прав на будущее никаких у вас нет.

— Это по костям, что ли?

— И по костям. Сами слышали. Плоть нарастить, дух ввести и оживут. — Закс поглядел на Памфиласа, будто увидел его только сейчас, уселся на место и сказал спокойно. — Вот для чего, профессор, нам история нужна.

Глава 36

— Все. — Сказал Валабуев. — Закрываем лавочку. Давно пора. Повезло Картошкину. Сейчас бы стенгазету оформлял. На свободу с чистой совестью. Кстати, как он тебе?

Шварц пожал плечами.

— Ты хоть в Стамбул смотался. Плахов тебя не узнал?

— Вроде, нет. Знакомились теперь, как ни в чем не бывало.

— Тогда так. — Валабуев вздохнул. — Три дня у нас есть. Сиди в музее, копай до темноты.

— Я и нерабочее прихвачу.

— Что нерабочее?

— Время. Там в музее есть, вы ее видели. Наталья. Мы с ней на вечернюю прогулку собрались.

— Молодец. — Похвалил Валабуев. — Действуй по обстановке.

Не то, чтобы Леня что-то утаил, скорее недосказал. Служебные обязанности ему как-то мешали. Можно удивиться, но человек он был неиспорченный, и тем более не циник. А Наташа была женщина перспективная, и в подколодных расспросах Лене виделось что-то нечистое.

Картошкин ходил с важным видом. В сторону Шварца старался не смотреть, Леня облегчил ему жизнь, разрешил докладывать по ситуации. Плахов никак на Леню не реагировал. Притерпелся, шел к себе в кабинет и оттуда пытался руководить. Раз выскочил, на ходу натягивая пиджак, и куда-то умчался. Видно, кто-то позвонил в кабинет. Неясно, кто. Сюда бы прослушку, но рискованно. Плахов может быть растяпа, но не дурак, в случае провала вся бы операция рухнула.

Кто Леню не принял, это Света. Шварц был человеком Балабуева, и Света помнила, как мужественный Федя защищал музейщиков от милицейского произвола. Чем Шварц лучше? Женщины сгоряча клянутся, что мужская внешность для них не главное. Оставим это утверждение на их совести. Но если ее (внешность), на время отложить в сторону, то невзрачный Картошкин смотрелся намного значительнее, а Ленино дружелюбие шло ему даже в минус. Слишком уж бойкий, знаем таких…

Но это разговоры. А дело было организовано так. Шварц просматривал папки, документы, экспонаты. Пытался найти зацепку для следствия. Шкафы были заставлены и завалены. Так это место и называлось — архив, и отвечала за архив Наталья. Плахов рукой махнул. — Смотрите, что хотите. Главное, порядок… Так Леня оказался в комнате вместе с приятной женщиной. У него был свой метод. Леня считал, что от постоянного наблюдения за местом происшествия (а в музее могло быть нечто для него важное) впечатления выцветают и тускнеют. Нужно освежать взгляд, возвращаться к увиденному. А в промежутках можно (даже полезно) заниматься чем-то другим. Не все криминалисты с этим согласятся, есть такие крючки, которые не уйдут с места происшествия, пока все досконально не вывернут. Всякое может быть. Но тут ведь и не место происшествия в известном смысле, посреди которого мелом обозначен контур жертвы (обычно на боку, сгорбившись, и рука согнута, будто покойник просит на проезд в Царствие Небесное). Все это нам хорошо известно. Но здесь обычная рабочая комната, и уловить в ней можно лишь мимолетное присутствие какой-то тени, намека, имеющих отношение к преступлению. А для этого не нужно высматривать орлиным глазом, а всего лишь небрежно взять на заметку, как дыру в носке. Носится пока хорошо, и пусть носится, но учесть на будущее не мешает.