Обращение было непривычно медленным, и Тари всё ещё сохраняла человеческое сознание. Она видела, как удлиннились её руки, а из-под кожи медленно проросли перья, – не выстрелили, как обычно, словно лезвие из выкидного ножа. Чувствовала, как ступни превращаются в скребущие песок когтистые птичьи лапы. Одна почему-то превращалась быстрее другой, но сознание всё не меркло, а боль не утихала.
Обращение зависло на половине: истерзанному телу не хватало сил, чтобы завершить его, оставшиеся ресурсы уходили на то, чтобы поддерживать утекающую в прибрежный песок жизнь.
Берен вывалился в коридор, выбив из косяка одну из железных скоб, удерживающих засов. Одним движением откинул задвижку на соседнем номере и ринулся к морю. Он почему-то безошибочно знал, где её искать. Но не знал, что с ней сделали. И, когда выбежал на берег, он даже не сразу понял, что это тонкое, поломанное, скомканное, словно кусок проволоки, существо на почерневшем песке – Тари, его Тари.
Длинная птичья нога с серпами острых когтей конвульсивно дёргается. Вторая, на треть человечья, успела вытянуться до птичьей длины, но когти так и не отрастила, и обезоруженные птичьи пальцы беспомощно сжались в кулачок. Распластанное на песке, изломанное под неестественным углом крыло, из которого в разные стороны торчат ободранные перья. Второе крыло прижато к груди, и от локтя к плечу его продолжает окровавленная рука. Лицо осталось человеческим. Разбитым, исцарапанным, но человеческим. Берен рухнул на колени рядом с ней, боясь дотронуться до существа, на котором не осталось и живого места. И с хриплым, рвущим грудь криком едва не выплюнул в небо связки.
Залитое кровью веко дрогнуло, приоткрылось. Янтарный ободок вокруг зрачка почернел, но Тари была в сознании.
– Кровь, – выдохнул Берен, оглядываясь вокруг, – нужна кровь.
Кровь живого существа перекинет грапи в птичий вид, как бы ни был слаб её организм, а значит, Тари полностью регенерирует.
Глупо было надеяться увидеть на пляже какую-нибудь курицу или козу. На берегу были лишь Берен и умирающая грапи. Человеческая кровь спасёт её, но сотрёт последние воспоминания.
Берен рассёк свою ладонь о серповидные птичьи когти, сложил её чашечкой, и она быстро наполнилась кровью.
– Нельзя, – прошептала Тари, – я не хочу забыть то, что было. Не хочу забыть… тебя.
– Мы ничего не забываем, Тари, – он поднёс ладонь к её губам, придерживая ей голову, – мы просто не всё можем вспомнить. Прожитое навсегда с нами.
– Я люблю тебя, Берен, – едва слышно сказала Тари, – без всяких «но»…
– Всё будет хорошо, слышишь? – и он силой влил ей в рот спасительную жидкость.
Глава 21
Она забыла много, очень много, – Берен понял это по вмиг ослабшей связи и по тому, как сложно ему стало удерживать обратившуюся грапи, чтобы та не напала. С большим трудом он вернул её обратно в человеческое тело. В глазах мелькали мушки, из носа потекла струя густой крови.
Тари сбросила перья и, не удержавшись на ногах, рухнула на песок, сжала трещащую голову руками. Отдышавшись, она в ужасе оглядела бурые следы на песке и на странном платье, в которое была одета. Какого чёрта происходит? Она кого-то сожрала?! Нет, вокруг не видно растерзанных тел. Над ней, против солнца, прижав запястье к кровоточащему носу, стоял высокий длинноволосый мужчина в одних джинсах. Не Сол. Девушка приложила ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше его разглядеть. В голове её шумело, глаза слезились, но лицо этого человека показалось ей знакомым.
– Берен? – неуверенно спросила она.
Мужчина издал какой-то странный хрип, отнял руку от лица. «Не может быть! Не. Может. Быть!!!»
– Ты меня помнишь? – сипло спросил он, опускаясь рядом с ней на одно колено.
– Приятель Аркадии, которого едва не задрал лось… – пробормотала Тари: её воспоминания были бесцветными и нечёткими, словно фотография под слоем пыли. – Погоди, как мы здесь оказались? До моря же дня три пути!
– Целая жизнь, – тихо ответил мужчина.
– Что?