Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний

Есть люди, которым идут фетровые шляпы, для других лучший головной убор – кожаная кепка или французский шерстяной берет. Глеб Сергеевич Десницкий был рожден для того, чтобы носить генеральский мундир!.. Те, кто знал его, наверняка поймут, почему я тогда, в сентябре 53-го года, испытал ни с чем не сравнимый восторг, глядя на него в парадной форме при всех орденах!..

Может, это покажется странным, но больше я никогда не видел его в этом наряде. Отец даже на праздники предпочитал надевать повседневный китель и вообще стеснялся всего, что подчеркнуто выделяло его из массы остальных людей, и, выйдя в отставку, предпочел бы ходить в штатском, но… Цивильного костюма у него не было. То есть был у него черный выходной костюм, который он пошил себе в ателье Генерального штаба в 58-м году, но с тех пор никаких обновок не приобретал. Я вообще не помню, чтобы в его гардеробе висело пальто или плащ. Куртка из модного в те годы материала «болонья» была, но, по-моему, отец ездил в ней только на дачу, а в городе я всегда помню его в серой генеральской шинели. Год от года она старела вместе с ним, но имела вполне приличный вид, потому что Глеб Сергеевич был необыкновенным «аккуратистом» и вещи свои содержал в идеальном порядке. Вообще носить форму папа любил, и я отлично помню, как он говорил, что лучше, удобнее одежды, чем гимнастерка, люди не придумали со дня сотворения мира. И в далеком 53-м я был с ним абсолютно солидарен.

Боже!.. Как я мечтал поступить в Суворовское училище!.. И главным побудительным мотивом этого желания была форма суворовцев. В своих мечтах я представлял, как я приезжаю домой на каникулы, и не только все училищные девчонки, но и самые шпанистые парни с завистью смотрят, как ладно сидит на мне черная гимнастерка с алыми погонами и как ловко я отдаю честь встречным курсантам и офицерам!

Как-то раз за обедом я робко заикнулся о своем заветном желании… Боже!.. Что сделалось с мамой!.. Она бросила ложку, выскочила из-за стола и с глазами, полными неподдельного гнева, закричала так громко, что, наверное, было слышно даже на улице: «Только через мой труп!..» Я никогда не понимал, как можно что-то сделать «через труп». Перешагнуть?.. Или сначала похоронить, а потом уже осуществить задуманное?.. Но материнская угроза подействовала: больше я никогда не заикался о суворовском училище. И, честно говоря, я ей бесконечно благодарен: ведь если бы она согласилась, а отец под большим секретом сказал мне, что устроит меня в Киевское суворовское училище, я бы всю жизнь тянул офицерскую лямку. А эта участь очень горька, и офицерская жизнь по разным гарнизонам через пару лет уже не казалась бы мне такой привлекательной. Разумеется, кроме возможности носить форму.

Мама оберегала меня ото всего, что касалось раздоров в нашей семье. И, странное дело: никто из моих сверстников даже не пытался намекнуть мне на то, что в отношениях между моими родителями не все гладко, а они это наверняка знали, потому что разрыв Веры Антоновны и Глеба Сергеевича был главной темой училищных сплетен и пересудов. Потому и жил я в счастливом неведении. Хотя… Как сказать: в счастливом ли?..

Первым приоткрыл для меня завесу нашей семейной тайны Николай Васильевич Овчинников. Этой осенью он во второй раз приехал в Житомир, чтобы навестить свою сестру, муж которой служил в училище. Для всех ребят его приезд стал самым настоящим праздником. Почему?.. О!.. Это была уникальная, замечательнейшая личность! Он работал в Арктическом институте в Ленинграде, и профессия у него тоже была необычная – полярник. И даже чисто внешне дядя Коля разительно отличался ото всех окружавших нас людей. Высокий, сутулый, с пухом редких волос на продолговатом черепе, очень близорукий, с вечной извиняющейся полуулыбкой на чуть припухлых губах, он производил впечатление человека, как говорится, «с приветом». Наверное, он действительно был немножко «не от мира сего», но именно эта «чокнутость» его нам всем очень нравилась. Его главными друзьями в Богунии были мы – все пацаны училища. Ни мало не смущаясь косых взглядов и змеиного шепота за своей спиной, он проводил с нами все свободное время. А мы, вернувшись из школы и наскоро сделав уроки, стремглав бежали на улицу к «дяде Коле», чтобы расстаться с ним уже затемно, когда разгневанные мамы загоняли нас домой.