Если бы вы могли услышать, как он рассказывал о том, как дрейфовал на льдине в Северном Ледовитом океане, как зимовал на полярной станции восемь месяцев!.. И мы вместе с ним любовались полярным сиянием, отгоняли белых медведей от лагеря, вместе с ним перетаскивали палатки и научное оборудование с одного куска расколовшейся надвое льдины на другой, и долгой полярной ночью, прильнув к приемнику, слушали голоса Большой земли. А на следующий день мы неожиданно из зимовщиков превращались в сыщиков и, отвергнув услуги Шерлока Холмса, самостоятельно пытались разрешить тайну Луисвильского замка на северо-востоке Британии. Не знаю, существует ли такой замок в действительности, но тогда он был реальнее училищной бани, что стояла рядом с курсантской столовой, и все загадочные события XVI века, случившиеся под его мрачными сводами, опять же происходили на наших глазах.
И еще… Кто из вас знает, как с помощью одного только компаса и сломанных веточек на кустах найти в осеннем лесу спрятанный под грудой опавшей листвы моржовый клык? Кто умеет «читать» следы зайца или косули… А мы все это «проходили» под мудрым руководством нашего учителя.
А какой массовый заплыв по речке Каменка дядя Коля устроил поздним октябрьским вечером! Вокруг темнота хоть глаз выколи. Вода такая холодная, что даже подумать страшно о том, что вот сейчас ты должен нырнуть с головой, и, еще не замочив пальцев ног, тебя уже колотит мелкая дрожь от чудовищного озноба. Но дядя Коля не обращает никакого внимания на наши страхи. С криком «За мной!..» он с разбега ныряет в реку. Мы не видим его, но уже через секунду из пугающей темноты слышим, как, отфыркиваясь и шлепая ладонями по поверхности воды, он тонким, но бодрым голосом подбадривает нас: «Хорррошшшо!!!» И мы, стыдясь своей «слабины», с пронзительным визгом горохом сыплемся с берега в жуткую ледяную черноту. В первую секунду вода обжигает тело так, что хочется тут же броситься назад, на берег!.. Но уже в следующее мгновение ты начинаешь ощущать, как по всем твоим жилкам потихоньку начинает разливаться тепло, и уже не хочется вылезать из этой ледяной купели, и удивительное чувство радости, бодрости, счастья само выплескивается наружу, и мы хохочем, бьем по воде руками, поднимая фонтаны редко вспыхивающих в ночной темноте брызг.
Господи!.. Сколько интересных, необыкновенных задач ставил перед нами этот чудесный человек! И с каким удовольствием мы все эти задачи пытались решить! Он сумел так сказочно разнообразить нашу унылую провинциальную жизнь, что память о нем живет во мне до сих пор!..
Не помню, как это получилось, но однажды мы с дядей Колей оказались на берегу Каменки одни. Обычно меньше четырех-пяти ребят рядом с ним не бывало, и вдруг – только он и я. Думаю, это он заранее решил поговорить со мной без посторонних ушей и нарочно все устроил так, чтобы рядом никого не было. Над нами опрокинулось черное безоблачное небо, а по нему рассыпались яркие южные звезды. Было так торжественно-красиво, что душа невольно сжималась перед этим космическим великолепием.
«Ты знаешь, – неожиданно признался мне Николай Васильевич, – никак не могу реально представить, что такое бесконечность». Я был искренне поражен: неужели такой умный человек может чего-то не понимать?! «А ты? – спросил он. – Думал когда-нибудь об этом?» Я растерялся. Никто никогда не говорил со мной… вот так… Не про школьные дела, не про коллекцию фантиков, а вообще… про мироздание… Причем взрослый человек, который втрое старше меня, говорил со мной, пацаном, очень серьезно, уважительно, и в голосе его даже слышались нотки, словно он хотел попросить у меня совета. Что сказать?.. Как ответить?.. И, когда дядя Коля, грустно усмехнувшись, спокойно сказал: «Не хочешь, не говори», я вдруг решился.
Думал!.. Конечно же думал!.. Только не про бесконечность Вселенной, а про время, то есть про вечность. Но ведь, в принципе, это одно и то же? «Конечно», – подбодрил меня дядя Коля, и меня словно прорвало: я ему все рассказал. Все то, о чем стеснялся говорить даже своим родителям.
Впервые мысль о неминуемой смерти обожгла меня в пять с половиной лет. Отец вместе с приятелями вернулся с футбольного матча. Как и все советские офицеры, они болели, конечно, за ЦДКА, в этот вечер их любимая команда выиграла что-то очень важное, по-моему, это был кубок СССР, и мужчины решили отметить столь выдающееся событие. Чтобы я не путался под ногами, меня уложили спать пораньше, мама поставила на стол графинчик с водкой, настоянной на лимонных корочках, и довольные болельщики принялись вспоминать перипетии матча, отмечая каждый забитый гол очередным тостом и закусывая его фирменным маминым винегретом с селедкой. Конечно, о том, чтобы спать, не могло быть и речи. Я лежал с открытыми глазами, не очень прислушиваясь к тому, что говорилось за столом, и думал о своем, сокровенном: как уговорить маму купить мне диапроектор… Как вдруг…
«А зачем он мне? – обожгла неожиданная мысль. – Ведь я умру!.. Нет, не сейчас, потом. Но я обязательно, обязательно умру, и никто меня не спасет!..»