Сладострастный монах

Когда, после кофию, мы поднялись из-за стола, я незаметно кивнул сестре. Она поняла и первой покинула комнату. Я готовился проследовать за ней, но тут мадам Динвиль остановила меня, сказав, что ей было бы желательно, чтобы аббат и я сопровождали ее во время променада. Прогулка в четыре часа пополудни под жарким летним солнцем! Аббат нашел затею мадам странной, да только она предложила это отнюдь не затем, чтобы добиться его похвалы. Она знала свое дело. Будучи уверена, что Филло, по причине своей тщедушной комплекции и нежной кожи, не согласится гулять под палящими лучами, она безошибочно предугадала его отказ. Я тоже предпочитал уклониться, дабы остаться с Сюзон, но не успел придумать правдоподобного предлога, в результате чего стал козлом отпущения.

Мы неторопливо прогуливались, но не по тенистым аллеям, а между куртин и клумб, где лучи солнца были нестерпимыми. Единственной защитой мадам Динвиль служил маленький веер. У меня вовсе ничего не было, но я стоически переносил мучения. Аббат, сидя на крыльце, смеялся над нашей глупостью, однако после того, как мы совершили несколько кругов, он озадаченно умолк. Я по-прежнему не понимал, что на уме у мадам Динвиль. Также не понимал я, как ей удается терпеть палящую жару, которую даже мне с трудом удавалось переносить. Не догадывался я, какую дорогую награду приготовила мне мадам за верную службу.

Упорство, с коим мы продолжали прогулку, вскоре наскучило аббату, и он удалился в замок. Когда мы оказались на одной из дальних дорожек, мадам Динвиль повела меня в упоительно прохладную беседку.

— Разве прогулка наша закончилась? — невинно поинтересовался я.

— Нет, но, полагаю, на сегодня достаточно солнца, — отвечала она.

Пытливо посмотрев на меня, чтобы понять, не догадываюсь ли я об истинной причине променада, мадам убедилась, что мне и невдомек, какое блаженство она мне уготовила. Она взяла мою руку и с чувством сжала ее, а затем, словно в чрезвычайном расслаблении, положила голову ко мне на плечо, причем ее лицо оказалось так близко от моего, что я был бы болваном, ежели не поцеловал бы ее. Поцелуй был встречен безо всяких возражений.

«Ого, — подумал я, — так вот в чем заключается ее игра! Хорошо, что нас тут никто не потревожит».

И правда, беседка находилась внутри лабиринта, многочисленные повороты которого надежно укрывали нас от любопытных взглядов.

Теперь она села в траву под сень деревьев. Идеальное место для достижения цели, какую, не сомневаюсь, она преследовала. По ее примеру я присел рядом. Она подарила меня проникновенным взглядом, сжала мою ладонь и откинулась на спину. Веря, что наступила решительная минута, я приготовил свое оружие, но тут вдруг ее сморил сон. Сначала я подумал, что это легкая сонливость, вызванная зноем, и что мне будет легко растормошить ее, но когда она, после того, как я несколько раз повторил попытки разбудить ее, отказалась просыпаться, я, по простоте своей, поверил в подлинность ее сна, в чем поначалу сомневался, учитывая его внезапность и глубину.

«Как водится, мне не повезло, — сказал я себе. — Я бы не возражал, если бы ты заснула после того, как я удовлетворил свои желания, но непростительно быть столь жестокой в тот момент, когда ты разожгла во мне крайнее вожделение».

Я был безутешен. Душа печалилась при виде спящей мадам. Она была одета, как в день нашей первой встречи, то есть в платье с полупрозрачным верхом, и сквозь кисею просвечивали бесподобные груди, которые были так близко и в то же время так далеко. Полушария, увенчанные аппетитными земляничками, то вздымались, то упадали, а я тем временем с восхищением пожирал их глазами, упиваясь их белизной и соразмерностью.

Желание мое достигло высшей точки, и я решился непременно разбудить ее, но, опасаясь, что она рассердится, отказался от своего намерения. Пусть она проснется сама собою, постепенно, так рассуждал я, но сам не мог удержаться от того, чтобы не положить ладонь на ее соблазнительную грудь.

«Сон ее столь глубок, что она не проснется от моего прикосновения, — убеждал я себя, — а ежели и проснется, то всего лишь пожурит меня за дерзость, да это не так уж страшно».

Не спуская глаз с ее лица, я протянул дрожащую руку к одной из заманчивых выпуклостей, готовый пойти на попятную при появлении первых признаков бодрствования, но она мирно спала, и тогда я откинул прозрачную материю и прикоснулся пальцами к шелковистой поверхности. Рука моя, точно ласточка над водою, то скользила по ее груди, то взмывала вверх.