Славянский оберег. Семантика и структура.

Вариантом этого мотива может быть отвлечение опасности на другой вид деятельности, безопасный для окружающих. У южных славян этот мотив выражается в ритуальном диалоге. У сербов на Рождество, когда разламывают рождественский хлеб «чесницу», хозяин спрашивает: «Шта раде тице?» [Что делают птицы?]. Хозяйка ему отвечает: «Цвркую, купе гамад, а жито не зобљу» [Щебечут, собирают вредных насекомых, а жито не клюют] (р-н Кордуна [Толстой 1995, с . 90]). Иногда носителю зла предлагают работу за пределами «своего» мира, как в сербском заговоре, отгоняющем градовую тучу: « Машем ти сјекиром, / Иди у планину — сјеци! / Машем ти мотиком, / Иди у планину — копај! / Машем ти косом, / Иди у планину — коси! / Машем ти српом, / Иди у планину — жањи!» [Машу тебе топором, иди в горы — руби! Машу тебе мотыгой, иди в горы — копай! Машу тебе косой, иди в горы — коси! Машу тебе серпом, иди в горы — жни!] (Драгачев [Толстые 1981, с. 51]). Подобный мотив встречается и в словесных формулах, сопровождающих аналогичные ритуальные действия. Чтобы ласка не причиняла вреда в хозяйстве, перед курятником кладут прялку или веретено со словами: «На ти, булчице, фурчица», чтобы ласка играла с этими предметами и не обращала внимания на кур (болг. Ловеч [Гура 1981, с. 125]). {138}

8. Отгон опасности в никогда

на акциональном

уровне реализуется в мотиве счета того, что сосчитать невозможно (зерен, песчинок, звезд). Особенно часто этот мотив встречается при обсыпании маком или просом могилы ходячего покойника или вампира; при этом прямо указывается, что последний только тогда способен навредить живым людям, когда соберет все зерна. Ранее уже говорилось о том, что рассыпанные зерна представляют собой дискретную, раздробленную на неисчислимое количество частей преграду, которую можно преодолеть, сосчитав по отдельности каждое зернышко. Поскольку зерна (так же как и листья на дереве, звезды на небе, иголки на ели, рыба в море) в народной традиции относятся к разряду принципиально неисчислимых объектов, то опасное событие отодвигается в бесконечное будущее. Идея счета может проявляться и по-другому, безотносительно к семантике отгона (см. Преграда

).

На вербальном уровне в этом мотиве, обычно воплощенном в так называемых «формулах невозможного» и присутствующем чаще всего в заговорах, результат вредоносного действия относится к моменту, когда совершается другое, заведомо невозможное событие. В сербском заговоре от моры говорится, что злые силы не могут приблизиться к дому, «докле не би пребројли на небу звијезде, на гори лишће, на мору пијесак, у лољу вријесак, на кучки длаке, на појати сламке, на кози руњу, на овци вуну…» [Пока не пересчитали на небе звезды, в лесу листья, в море песок, в поле вереск, на собаке шерсть, на закуте солому, на козе шерсть, на овце шерсть] [Раденковић 1982, с. 106]. Тот же мотив присутствует и в заговоре от вештиц: «Вјештице, петозарне ђавилице, кад пребројле на небу звијезди и на мору пијесак, онад наудили мени, мојој купи и мојој чељади!» [Вештицы, пятивечернии дьяволицы, когда пересчитаете на небе звезды, на море песок, тогда навредите мне, моему дому и моим домочадцам!] (Герцеговина [Ђорђевић 1953а, с. 38]). При входе в лес читали предупредительный заговор от змеи: «Шкуляпея, гарапея, ня кусай мойго грешного тила, бяжи за билый город, лизни билаго камня, а тогды раба Божаго» (бел. гом. [Романов 5, с. 3]). В полесском заговоре на охрану коровы от сглазу говорится: «Тоди ена [т.е. ведьма] ее [корову] навре́че, як поцелу́е гадю́ку в бели ли́цэ, а мою коро́ву в сра́ку» (Копачи черноб. киев., ПА).

Мотив присутствует в ритуальных текстах, сопровождающих некоторые охранительные обряды, например, обряд опахивания. При опахивании селения для предохранения его от эпидемии участницы обряда произносили: «Удовушка на девушке пашет, песок рассевает. Когда песок узойдет, тогда к нам смерть (т.е. коровья) придет…» (рус. тул. [Городцов, Броневский 1897, с. 188]). {139}