След солдата

Уже почти полмесяца разведчики находились на высоте 475. Даже на этом огненном клочке земли иногда выдавались лунные ночи. Вот и сейчас, после очередной бомбардировки, сквозь окутавший высоту дым проглянул тонкий, изогнутый, как удивленно приподнятая бровь, лунный серп. Лы вспомнил сразу ту лунную ночь, когда он, сопровождая ансамбль, долго не мог уснуть от нахлынувших на него чувств. Такая же лунная ночь была и в прошлом году во время ночного марша. Казалось бы, ничем не примечательная картина: бледно светил серн луны, и на этом слабом фоне выделялся силуэт невысокой покосившейся сосны. Лы шагал вместе со всеми. Мелькали стволы винтовок, покачивались железные каски, а Лы, будто никогда не видевший ничего подобного, завороженно любовался сосной, озаренной луной. Было до слез жалко, что с каждым шагом эта сосна отдалялась все больше…

Думая о Хиен, Лы вспоминал, как был влюблен в нее еще в шестнадцать лет. Она училась в другой школе и была на два класса младше. Впервые они встретились в летнем лагере, куда на каникулы приехали отличники учебы со всей их области. Ребята жили в роще на самом берегу моря. В лагере было весело и шумно от звонких ребячьих голосов. Восторженно кричали самые маленькие обитатели лагеря, впервые увидевшие море. Они наперегонки бегали в роще и по пляжу, а старшие прогуливались чинно, рассуждая о будущем.

Лы вместе со всеми часто бродил по пляжу и искал моллюсков. У самой кромки воды, там, где склон горы подходил прямо к самому морю, находилась небольшая площадка, заваленная огромными темно-зелеными от облепивших их ракушек камнями. На третий день здесь устроили концерт самодеятельности. Хиен пела. Она была в белой блузке с квадратным вырезом. Блузка была немного великовата ей, будто Хиен взяла ее у старшей сестры. Когда Хиен пела, на виске у нее напрягались голубые жилки, блестели мокрые от пота прядки волос. У нее был довольно суровый вид, но Лы показалось, что она очень волнуется, и ему вдруг стало почему-то жалко ее. Его тронула искренность Хиен, отсутствие рисовки и какая-то беззащитность, сквозившая во всем ее облике. Лы тогда неожиданно для самого себя вдруг со всех ног бросился к большаку, где стояло несколько харчевен, крытых соломой. Школьники уже плотным кольцом окружили высокого толстого старика, приехавшего на велосипеде с двумя вместительными термосами с мороженым. Лы, не обращая внимания на возмущенные крики, протиснулся вперед и купил десять порций мороженого. Когда он прибежал обратно, чтобы протянуть Хиен палочку с золотистым мороженым, она сидела на большом камне, облепленном ракушками. Хиен с радостью принялась за мороженое, а потом озорно бросала палочки в море, прямо в белую пену волн, время от времени поворачиваясь к черноглазому парню, молча сидевшему рядом. «А ты почему не ешь? Что ты так на меня смотришь?» - спросила она. Лы и сам не знал, как он на нее смотрел, но, глядя в ее чистые глаза, он понимал только одно - она хорошая, добрая, искренняя. Видимо, поэтому он не мог спокойно дослушать до конца ее песню, чуть грустную, идущую из глубины сердца. После ее вопроса он засмущался и не осмеливался больше поднять глаз. Взяв маленький ножик, он срезал у нее из-под ног ракушку, раскрыл и протянул ей…

Лы вспомнил еще один эпизод. Ватага ребят на берегу толпилась у джонки, которую только что закончили строить и сейчас собирались спускать на воду. Тонкий продолговатый нос джонки четко вырисовывался на светлом песке, темнело просмоленное днище. Голые по пояс рыбаки, поглаживая руками свежевыструганное дерево бортов, что-то восторженно кричали школьникам. Лы и Хиен тоже побежали к морю. Джонка, рассекая белые гребни волн, вошла в воду. Лы, Хиен и другие школьники, мокрые от брызг, стояли у самой кромки воды и смотрели, как покачивается на пенных гребешках новая джонка…

Увидев Хиен в ансамбле, Лы сразу же вспомнил обо всем этом и в нем мгновенно проснулось то первое чувство. Из неловкой, худенькой школьницы Хиен превратилась в солистку фронтового ансамбля. Он до сих пор хранил в душе образ девочки в широкой, не по размеру, белой блузке с квадратным вырезом и голубыми жилками на виске, напрягавшимися во время пения. Он спрашивал себя: когда эта девочка успела вырасти и чем отличалась эта Хиен от прежней? Наверное, она и сама не ответила бы на этот вопрос. Лы по-прежнему любил ее, хотя и стал теперь совсем другим человеком. Сквозь огонь сражений он пронес свое затаенное чувство к ней. Хиен стала его песней. Слушая Хиен, выступавшую перед бойцами, Лы вспоминал ее первую песню, спетую в пионерском лагере, и невольно сравнивал. Да, теперь это была профессиональная певица. Но осталась ли она такой же искренней, как раньше?…