— Так точно, вашбродь! — с готовностью отозвался тот, цепляя клещами на талях новую чугунную чушку. — На броненосной башенной лодке «Колдун». Командиром у нас был ихнее благородие капитан-лейтенант Веселаго, дай Бог ему здоровья. «Колдуна»-то нашего англичанин потопил на Южном фарватере. А нас — и господина капитан-лейтенанта, и меня, и ещё семьнадесять живых душ — поднял из воды монитор «Стрелец».
— «Стрелец»? Погоди-ка, это не на нём служил лейтенант Казанков?
— Как есть на ём, вашбродие! Только он, когда нас из воды вытаскивали, ишо мичманцом был. Век Бога за него буду молить — если б не он со своим «Стрельцом», потопли бы мы все как кутята. А так — оклемался, и вот, сюды направили, дальше службу нести.
— А ты что же, не хотел?
— Спаси Никола-угодник, вашбродие, сказался охотником. Нас много с «Колдуна» попросилось — все хотят англичашке и кораблик наш припомнить, и товарищей погибших.
Страшный удар потряс броненосец. Остелецкий, не устояв на ногах, покатился на палубу. И ещё два удара, послабее, один за другим.
Второе «я» икнуло и послушно растворилось в грохоте нового залпа.
Этой привычкой — беседовать с воображаемым внутренним голосом — Венечка обзавёлся ещё в морском училище. И с тех пор приобрёл среди товарищей стойкую репутацию молчуна. Ни Серёжа Казанков, ни барон Греве, именуемый однокашниками «Гревочка», так и не смогли понять, что гардемарин Остелецкий вовсе не отмалчивается — просто у него другой, более интересный собеседник…
По железу застучали башмаки, и в люк просунулся командирский вестовой. Его круглая веснушчатая физиономия была вся перемазана кровью.
— Вашбродие, господин лейтенант, скорей на мостик! Командира убило, командовать некому!
Уже карабкаясь по трапу, Венечка вспомнил о письме Казанкова — тот в деталях описывал, как принимал командование «Стрельцом» после ранения командира монитора.
Похоже, история склонна повторяться. Вот только корабль у лейтенанта Остелецкого посерьёзнее — не антикварный, времён войны Севера и Юга, монитор, а новейший броненосный таран! Правда, в русском флоте кораблей такого класса пока нет, и тактики для них никто не разрабатывал.
Но ведь всё когда-то случается впервые?
— Он ещё в начале боя скомандовал снять османскую тряпку и поднять Андреевский флаг, — угрюмо сказал Сташевский. Когда Венечка появился на мостике, мичман передал ему командование и теперь стоял рядом с рулевым.
— Как погиб Карл Романыч? — спросил лейтенант.
— Осколок попал в смотровую щель. Снаряд разорвался на крыше каземата, вот ему и прилетело. И, главное, глупо-то как — на остальных ни царапины, а тут прямо в сердце!
Бирстрома на корабле успели полюбить — как офицеры, так и матросы.
— А что Евгений Фомич?
— Старший офицер в самом начале боя был контужен. Прислонился неосторожно к броне, а тут в рубку снаряд и угодил. Отнесли в кают-компанию, сейчас с ним доктор возится…
Остелецкий кивнул. Старшему офицеру ещё повезло — обычно в таких случаях человек превращается в бурдюк, наполненный осколками костей и кровавым фаршем. Без единой, что характерно, царапины снаружи.
— Руль право! — скомандовал он, и рулевой быстро закрутил дубовый, с яркими бронзовыми накладками штурвал. «Хотспур», отличавшийся куда большей поворотливостью, нежели прочие броненосцы, резво покатился вправо. Из башен замершего в полутора милях «Инфлексибла» последовательно выбросились четыре столба дыма, подсвеченного изнутри багровым. Шестнадцатидюймовые снаряды подняли высоченные, с колокольню, столбы воды с придонной илистой мутью.
— Мелко тут… — заметил мичман. — Если верить лоции, под килем и трёх саженей не будет.
— Лоции надо верить, — наставительно произнёс Остелецкий. — Куда ж мы без лоции-то? А что мелко, так оно и к лучшему. Случись что — вовсе не потопнем, надстройка и крыша каземата останутся над водой.
При этих словах рулевой украдкой, чтобы не видело начальство, сплюнул через левое плечо. Скажут тоже — «потопнем»! Разве ж можно о таком?..
— Ворочай на прежний курс, голубчик, — скомандовал Остелецкий. — Прянишников своё дело знает, наверняка уже перезарядился.
Действительно, стоило форштевню броненосца повернуться в сторону «англичанина», из правой передней амбразуры ударило орудие.
— Мимо, недолётом легло, — оценил результат выстрела Венечка. В ушах протяжно звенело.