Следовать новым курсом

— А крепко всё же британцы османам врезали! — заметил мичман Сташевский. Он стоял тут же, на мостике, и разглядывал в бинокль то удаляющийся ордер британской эскадры, то разрозненные дымки над удирающими броненосцами Хасан-паши, то покосившиеся мачты, торчащие из воды в полутора милях от «Инфлексибла». — Три судна, а взамен ни одного своего не потеряли!

— Как это — ни одного? — возмутился кондуктор. — А энтот?

Он топнул ногой по палубному настилу.

— Нескладно выходит, вашбродие, — не три, а четыре кораблика турка потерял. Наш-то вы не подсчитали, верно?

И кивнул на лежащий на боку «Хотспур».

— То-то ж, что и наш, а не их! — с усмешкой ответил Сташевский. — И вот этот, — он похлопал ладонью по ограждению мостика, — мы с тобой потопили, а никакие не турки. Вот и выходит, братец, что счёт твой никуда не годится!

Кондуктор поскрёб пятернёй затылок, и лицо его просветлело — это было заметно даже под заляпанной кровью повязкой.

— Так что ж выходит, вашбродие, англичашки туркам наподдали, а мы — англичашкам?

— Выходит, так, братец. Потому как — вот!

И показал на грот-стеньгу. Там на вечернем средиземноморском ветру полоскалось полотнище Андреевского флага.

— А вас, мичман, можно будет поздравить с Георгием, — заметил Остелецкий. — Как в статуте прописано, помните?

И процитировал наизусть строки, написанные ещё при Екатерине Великой:

— …достоин быть написан в подносимой нам росписи офицер тот, который, ободрив своим примером подчинённых своих и предводительствуя ими, возьмёт корабль, батарею или другое какое занятое неприятелем место…

Мичман густо покраснел.

…Теперь можешь изобразить из себя битого жизнью циника, — глумливо посоветовало «альтер эго». — Или, на выбор, эдакого отца солдатам…

— Ничего, друг мой, не тушуйтесь, — Остелецкий потрепал юношу по плечу. — Не за кресты служим, а на благо Отечеству. Хотя как в народе говорят? За Богом молитва, а за царём служба не пропадёт!

…ги-ги-ги!..

…отстань!..

В баковую надстройку «Инфлексибла» ткнулась узкая барка. Гребец, весело скалящийся негр в набедренной повязке и грязнейшем платке-куфии на чёрной курчавой шевелюре, приветственно помахал рукой стоящим на мостике людям. Венечка потянулся за жестяным рупором.

— Боцман, давай сюда своих молодцов! В лодки передавать в первую очередь раненых. И в каждую по двое матросов с оружием. Пущай на берегу пленных посторожат, а то как бы их толпа не растерзала. Местные магометане — народ лютый, от англичан натерпелись. Учинят расправу, а вина на нас будет: почему недосмотрели?

Боцман кивнул, подхватил багор и кинулся к борту. До Венечки донеслись вперемешку арабские гортанные фразы и сугубо военно-морские обороты, изрыгаемые с подобающей моменту экспрессией. Мимо протрусили двое матросов, русский и англичанин, с носилками, на которых стонал молоденький второй лейтенант с разбитой головой. Фелюги одна за другой причаливали к полузатопленному броненосцу, принимали людей, отходили, гребли к берегу.

Венечка вздохнул.

…кажется, жизнь понемногу налаживается…